Просветленный Настоятель удалился в главный зал, для вечерней молитвы заручившись клятвенным обещанием Лаиса прибыть, как только примет более пристойный вид для наследника божества, со святой миссией избавить мир от скверны.

Лаис торопливо спускался в подвалы, пересекая каменистые коридоры и слушая путаные объяснения встречающегося караула.

Он уже понял, что распоряжение блокировать магию Лаера, было принято буквально, оставалось надеяться, что малой при этом умудрился выжить.

Когда Лаис толкнул дверь одной из лучше охраняемых магией изоляторов, он сдержал мучительное желание разорвать терзающих Хранителя магов.

Лаера насадили на семерку старокхарийских жезлов — пыточное орудие, представляющее собой неровный валун испещренный вязью, с семью заговоренными острейшими штыками на плоской поверхности, удерживающих самых вертких демонов.

— Наследник? — весело выдохнул один из палачей брата Лаиса, протянув ему кинжал, — не желаете попробовать? Живучее паскудство все терпит. Мы перепробовали все возможные варианты, а он все не подыхает…

— Вечерняя молитва. — Напомнил враз опечалившимся убийцам Лаис. — Я займусь этим паскудством…

Ну почему всегда так больно?.. Ну почему Лаер хоть раз не может проснуться после потери сознания нормально?

Он сдержал мучительный стон и со второй попытки разодрал слипшиеся глаза.

Лучше бы он этого не делал.

Лучше бы он прикончил эту сволочную скотину, так похожую на него внешне.

А еще лучше, наплевал бы на все церемониалы и политически игры и по-простому удавил храмовиков.

Ибо сейчас они пытались сделать это с ним. В прямом смысле.

Воздуха катастрофически не хватало, но каждое сокращение мышцы туловища вызывало такую жгучую боль, что перед глазами плыли темные круги, что лишало его возможности дернуться. Почему так больно он понял, сумев скосить глаза. Семь острых окровавленных шпилей из груди.

Удавка снова затянулась, в горле заклокотала пенящаяся кровь, и Лаер стал давиться, едва не теряя сознание от боли. Сквозь ватную пелену донеся неясный говор и веселый, распадающийся на множественное эхо смех.

И это Лаис обвинял его в жестокости?..

Хранитель пробовал призвать магию, но не получил отклика, и только тут его с головой накрыл бесконтрольный ужас. Он захлебывался кровью, судорожно дергался, объятый нечеловеческим страхом, насаженный на металлические колья. И ничего не мог поделать.

Наконец желанная бессознательность утянула его в свои непроглядные и холодные покои.

Выныривать во второй раз было значительно легче. Лаер не спешил открывать глаза, сначала прислушался к ощущениям. Он определенно лежал на спине, чувствуя холод камня, и самое главное — он ощущал свою магию. Загнанную в тело и опечатанную десятком мощнейших заклятий, но все же она была. А боль… Пора бы и свыкнуться с нею.

Он распахнул глаза — кромешный мрак. Сел. Свесил ноги. Неудобное ложе казалось странным неровным валуном. Пол тоже каменный. Стены… Пахнущие сыростью. От одной стены до другой полтора скачка. Лаер осторожно вернулся назад на свою роскошную постель. Склизкая, теплая и влажная — должно быть омыта его кровью. Лаер стараясь не обращать внимания на боль, аккуратно обследовал на ощупь свое озябшее тело.

То, что колья пронзили его насквозь, сомневаться не приходилось. Но, вероятно когда его сняли, то дали охраняющей магии немного подживить израненное тело, прежде чем опечатать способности.

Лаер попытался провести несколько заклятий, от элементарных до сложнейших, требующих полной концентрации и хорошей памяти. Не сработало ни одно.

— Ты здесь, да? — с какой-то отстраненностью хрипло спросил Лаер. — Хоть свет зажги, не видно ни Фесы…

— Темноты боишься? — хохотнул Лаис, запуская под невысокий потолок три магических светильничка.

— Хочу посмотреть в твои бесстыжие глаза, — усмехнулся Хранитель, усаживаясь на валуне и обегая взглядом прислонившегося к стене напротив брата. — Что, уже получил по зубам?

— Можно и так сказать.

— И что?

— Думаю вот теперь.

Они помолчали, Лаер брезгливо осмотрел свое грязное тело. Снова присохшие потеки крови. Кажется, он еще ни разу не очнулся испачканным в грязи, только в крови.

— Девчонка тут? — Лаер поскреб ногтем корочку просохшей дорожки, убегающей из пробитой груди.

— Куда ж ей деться?

— Живая?

— Живая, сытая и здоровая. И довольно странная.

— Это не лечится. Это надо принимать. А вообще она довольно мила, не находишь?