Преданный дар: Избранные сихотворения.
вернуться

Позняков Николай Сергеевич
Шрифт:

«Тихие сумерки Ниццы…»

Памяти брата

Тихие сумерки Ниццы, Теплый и ласковый мрак, Ровные мечет зарницы В небо далекий маяк, Стройные пальмы застыли Сказкой о жгучей стране. Милый, проснулся не ты ли При восходящей луне? В дальних и светлых чертогах, Там, где прошедшие сны, Ждешь ли меня у порога В сумерках синей весны? 1924

«Ты был со мной, и жизнь была легка…»

Брату

Ты был со мной, и жизнь была легка; Но ты ушел в неведомые страны – И тщетно я исплавал океаны. – Мне не догнать родного моряка. Из порта в порт, к заливу от залива, От островов к далеким островам. 1924

«По странам, возлюбленным богом…»

По странам, возлюбленным богом, Где дышит привольнее грудь, Над морем, по горным дорогам, Лежит зачарованный путь. Там манит к родному скитанью Далекого моря простор, Там ветер над небом Кампаньи Стремится приветливо с гор, Там древние, темные арки Струной по долинам легли, Там розы, неслыханно ярки, Родятся из тучной земли, Там полдни роскошные знойны, Там сладок под тенью приют, Там девы и юноши стройны И звонкие песни поют. 1925 Италия

«Запад гаснет медленно и ярко…»

Запад гаснет медленно и ярко, Вспыхнули по Корсо фонари. Скоро ночь в гостинице «Сан-Марко», Ночь без сна до утренней зари. Фетуччини, ужин у фонтана, Сладкое, шипучее вино. Ты со мной, и снова сердце пьяно, Злое горе ветром снесено. В недрах Рима долгие прогулки, Старый Тибр и жуткий Колизей, Женский визг в пустынном переулке, Свет таверны, отблески ножей, – В жизни всё минутно и неверно, Только день сегодняшний для нас. Буду долго имя «Одиерна» Вспоминать в передвечерний час. Запад гаснет медленно и ярко, Вспыхнули по Корсо фонари. Скоро ночь в гостинице «Сан-Марко», Ночь без сна до утренней зари. 1925 Рим

«Узнаю тебя, сладкая мука…»

Узнаю тебя, сладкая мука, В старом сердце ожившая вновь. С каждым днем всё длиннее разлука, С каждым днем всё сильнее любовь. Позабыть и забыться не в силах, Я слежу за морскою волной. Всё сильней и победнее в жилах Разливается солнечный зной. Греют камни, и в сладкой истоме Яркий свет незаметно погас, И гляжу в затуманенной дреме Я в бездонность любимую глаз, И черты твои милые близки, И мечта обращается в быль. А кругом – площадей обелиски И фонтанов прозрачная пыль. 1925

«Под зов подземного гула…»

Под зов подземного гула Проснуться на бой пора. Направь могучие дула На наглый собор Петра! Как будут безумно ярки Восходы грядущих дней, Когда покачнутся арки В стоцветном дожде камней! Где жизнь и любовь давили, Гасили святой пожар, Взметнутся столбами пыли Осколки столетних чар, И грянет «ура» отрядов, И дрогнут небо и твердь Под медленный вой снарядов, Несущих былому смерть. 1925

«Сегодня так шумны большие бульвары…»

Сегодня так шумны большие бульвары, Большие бульвары в огромном Париже. Бутылками виски уставлены бары, У столиков шепчутся странные пары, – А ты мне становишься ближе и ближе. С минутою каждою всё лицемерней Становится день, приближаясь к закату; Огни загораются в бездне вечерней, Сияют рекламы – и всё суеверней Топлю я в стакане родную утрату. Когда-то кругом шелестели и пели, Как тонкие осы, веселые пули; Но весело шел я к намеченной цели Под солнцем палящим и в стуже метели – – И острые пули меня не кольнули. А ныне я жму незнакомые руки, Слова говорю – и рождаются числа… О, сколько тяжелой скрывается муки В моей роковой, неизбежной разлуке, В усталых победах без всякого смысла? 1926

«Я вхожу в пустынные храмы…»

Я вхожу в пустынные храмы По ночам, в сиянье луны, На полу черчу пентаграммы И тревожу заснувшие сны. Обойду, осмотрю пороги: Не проник ли пришлец иной? И смеется месяц двурогий, Перемигиваясь со мной. В этом старом романском храме Я давно брожу по ночам, Подружился с его друзьями, Видел тех, кто построил храм. Даже в полдень в исповедальне Я сидел и писал стихи, Слышал шепот какой-то дальний, Отпускал кому-то грехи. Меня люди боятся дико, Вероятно, их давит тьма. Помню, помню тот ужас крика, Когда сторож сходил с ума. Почему? Я и сам усталый В этом храме и мне тепло. На земле – я гость запоздалый И не мальчик, чтоб делать зло. 1926-1930