Противоречия: Собрание стихотворений
вернуться

Лозина-Лозинский Алексей Константинович
Шрифт:

«Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю…»

Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю… Измучусь вновь в ее объятьях я. Конечно, это бред, но я… я жду, мечтаю… Она нема, любовница моя… Когда она пришла? Давно. Пришла когда-то. Откуда, как?.. Кто знает, кто поймет… Одета, как и все, так просто, небогато, Бледна, скромна, пока не подойдет. И так тиха, как тень. Но поцелуи грубы, А взор ее и страшен, и могуч… Сейчас наклонится… сейчас вопьется в губы… О, подожди! Не мучь меня, не мучь!

«В эпоху тьмы, в начале мирозданья…»

В эпоху тьмы, в начале мирозданья, Когда земля еще была в лесах густых И ящеры кишели в них, И мамонты, и грифы, и созданья Едва рождавшейся, испуганной мечты Полулюдской, кочующей орды – Сквозь ветви пальм, недвижно, вечерами, Следили родичи лесных, крикливых стад, Как яркий погасал закат И облака ложились полосами. И с первобытною, наивною тоской Казалось им, навек гас свет дневной. В глубинах чувств неся седые тайны, Мы сохранили этот ночи детский страх И скорбь о гибнущих лучах… По вечерам, один, и у лесной окрайны, Как дикий предок мой, могу я лишь рыдать, Бессильный грусть словами передать.

ОБ ОДНОМ МАЛЬЧИКЕ

Жил нежный и милый ребенок, Он лет десяти был всего. Он хрупок был, строен и тонок, И голос звенел у него. Он раз простоял удивленным, На Господа глядя чертог, Как днем он стал сине-бездонным, Как ночью Бог звезды зажег. Не правда ли, небо похоже На тонкий, прозрачный фарфор? А ночью печальней и строже Глядит его темный простор… Ах, мальчик доверчивым взором Украл бесконечную твердь: Лицо его стало фарфором Прозрачным, но бледным, как смерть, И, полные страстной печали, Печали познанья Творца, Как черные звезды, сияли Глаза на фарфоре лица.

«Послушай, послушай, есть нежность…»

Послушай, послушай, есть нежность, Рожденная в самых глубинах, Мгновенье, в котором безбрежность Забылась в мечтах голубиных. Приблизимся тихо устами, Пусть будут испуганы очи… Послушай, мы в сказочном храме Прелестного Дьявола ночи? Я думал о знойной печали В священной крови человека, Ведомого на теокали Для Кветцалекотля ацтека. Бьют в бубны жрецы ему звонко, Он жизнь свою Богу подарит… Какая в нем нежность ребенка, Какая печаль его старит! Пред смертью мы ищем, мы плачем, Мы вечно в оковах железных, И роскошь безумия прячем В себе, в неизведанных безднах. Заглянем! Мы в сне мирозданья, Прислушайся к времени стуку… Послушай – мы Божье дыханье, Мы – миг, обреченный на муку! Ты чуешь, нам странно, мы стали Нервнее, и чутче, и зорче… Ужели не все открывали И шепот, и блески, и корчи? Возьми же меня и замучай Порывом затихшим, отчайным… Ты видишь, сказать нет созвучий, Здесь надо понять нашим тайным.

ВЕДА

Над сталью вод угрюм и мрачен Средь томных пальм ряд скал, А воздух тяжек и прозрачен – Расплавленный металл. Нагой, с лохматой бородою, Уродлив, гибок, тощ, Согнулся веда над водою И внемлет шуму рощ. И будто всё виденья бреда – Зной, пальмы, мрачность глыб… И околдовывает веда Растения и рыб.

ЮЖНОЕ И СЕВЕРНОЕ МОРЕ

I. «Голубые, разомлелые…»

Голубые, разомлелые, Плавно-сменные цвета, Чайки стройные и белые, Камня знойная плита… Словно бронзовые, голые, Славной брызжущей толпой, С криком мальчики веселые Ловят крабов под скалой. Веет прелесть обыденности Этой жизни, наших роз… Хочешь женщин и влюбленности, Смеха, шепота и слез…

II. «Бесконечное, свинцовое…»

Бесконечное, свинцовое Море плещет о пески, Небо серое, суровое, Глыбы плоские и мхи. Дует ветер. Бьет ритмически Море, море… Ах, оно Будто смотрит: иронически, Беспощадно и умно. Подарить хочу я бьющимся Волнам всю мою печаль, Плыть холодным и смеющимся, Одиноким трупом вдаль, Прибиваться по песчаникам К ровношумным соснам рощ, Разъяснять безмолвно странникам Море, вечность, смерть и мощь…

Книга Третья

HOMO FORMICA

Памяти добровольно ушедшего

Вениамина Ризеля

I

ПЕРЕД ЦЕЛЫМ

Какого же Бога почтим мы всесожжением?

Риг-Веда. Гимн 21

СРЕДЬ ТРЕХ ПРОСТРАНСТВ