Шрифт:
Пишу на стене кельи учителя И
Учитель там, где занят созерцаньем, [622] Поставил дом с пустынной рощей рядом. Вдаль от ворот — прекрасен холм высокий. У лестницы — глубоко дно оврагов… Вечерний луч с дождем соединился. Лазурь пустот на тени дома пала… Ты посмотри, как чист и светел лотос, И ты поймешь, как сердце не грязнится! 622
Учитель там, // где занят созерцаньем… — Созерцанье. — Здесь имеется в виду буддизм секты чань. Лотос— символ чистоты, он растет в тине, но не испачкан ею.
Ночую в Тунлу на реке. Посылаю друзьям в Гуанлин
Во мраке горы слышу горький плач обезьян. Синея, река убыстряет ночной свой бег. А ветер шумит меж деревьев на двух берегах. И светит луна над одним сиротливым челном… Но местность Цзяньдэ не родная моя земля. Вэйянских моих вспоминаю старых друзей. И я соберу два потока пролитых слез И вдаль отошлю к ним на западный берег морской. Мои чувства в последнюю ночь года
И тяжел и далек путь за три горных края Ба [623] По опасным тропам где идти десять тысяч ли. Средь неравных вершин на проталине снежной в ночь С одинокой свечой из иной страны человек. Отдвигается вдаль кость от кости, от плоти плоть, И на месте родных верный спутник — мальчик-слуга. Где же силы терпеть эту в вечных скитаньях жизнь? С наступлением дня начинается новый год. 623
Три горных края Ба(на с. 272 — Саньба) — местность на востоке нынешней Сычуани.
Ночью переправляюсь через реку Сян
Путешествуя, гость к переправе спешит скорей. Невзирая на ночь, я плыву через реку Сян. В испареньях росы слышу запах душистых трав, И звучащий напев угадал я — «лотосы рвут». Перевозчик уже правит к свету на берегу. В лодке старый рыбак, скрытый дымкой тумана, спит. И на пристани все лишь один задают вопрос — Как проехать в Сюньян, он в какой лежит стороне. На прощанье с Ван Вэем
В тоскливом безмолвье чего ожидать мне осталось? И утро за утром теперь понапрасну проходят… Я если отправлюсь искать благовонные травы, Со мной, к сожаленью, не будет любимого друга, И в этой дороге кто станет мне доброй опорой? Ценители чувства встречаются в мире так редко… Я только и должен хранить тишины нерушимость,— Замкнуть за собою ворота родимого сада! В ранние холода на реке мои чувства
Листья опали, и гуси на юг пролетели. Северный ветер студён на осенней реке. В крае родимом крутые излучины Сяна. В высях далеких над Чу полоса облаков. Слезы по дому в чужой стороне иссякают. Парус обратный слежу у небесной черты. Где переправа? Кого бы спросить мне об этом? Ровное море безбрежно вечерней порой… К вечеру года возвращаюсь на гору Наньшань
В Северный дом больше бумаг не ношу. К Южной горе вновь я в лачугу пришел: Я не умен, — мной пренебрег государь; Болен всегда, — и поредели друзья. Лет седина к старости гонит меня. Зелень весны году приносит конец. Полон я дум, грусть не дает мне уснуть: В соснах луна, пусто ночное окно… Возвращаюсь из даосского храма Цзинсыгуань, а Ван Бай-юнь — следом за мной
Я долину покинул с утра еще до полудня, А вернулся домой, когда солнце уже померкло. Обернувшись, гляжу на ведущую вниз дорогу, Только вижу на ней, как бредут коровы и овцы. На горе дровосеки теряют во тьме друг друга. Насекомые в травах с вечерним холодом стихли. Но убогую дверь оставляю все же открытой: На пороге стою, чтобы встретить приход Бай-юня.