Шрифт:
Тоска у яшмовых ступеней
Ступени из яшмы давно от росы холодны. Как влажен чулок мой! Как осени ночи длинны! Вернувшись домой, опускаю я полог хрустальный И вижу — сквозь полог — сияние бледной луны. Весенним днем брожу у ручья Лофутань [694]
694
Лофутань— ручей, названный по имени красавицы Ло Фу. В ханьской песне юэфу «Туты на меже» рассказывается, что за Ло Фу пытался ухаживать приезжий знатный вельможа, но был решительно отвергнут женщиной, оставшейся верной мужу (см. том «Поэзия и проза Древнего Востока», с. 307).
Навещаю отшельника на горе Дайтянь [695] , но не застаю его
Собаки лают, и шумит вода, И персики дождем орошены. В лесу оленей встретишь иногда, А колокол не слышен с вышины. За сизой дымкой высится бамбук, И водопад повис среди вершин. Кто скажет мне, куда ушел мой друг? У старых сосен я стою один. 695
Гора Дайтяньнаходится на территории нынешней Сычуани.
Без названия
И ясному солнцу, и светлой луне В мире покоя нет. И люди не могут жить в тишине, А жить им — немного лет. Гора Пэнлай среди вод морских Высится, говорят. Там в рощах нефритовых и золотых Плоды, как огонь, горят. Съешь один — и не будешь седым, А молодым навек. Хотел бы уйти я в небесный дым, Измученный человек. За вином
Говорю я тебе: от вина отказаться нельзя,— Ветерок прилетел и смеется над трезвым тобой. Погляди, как деревья, давнишние наши друзья, Раскрывая цветы, наклонились над теплой травой. А в кустарнике иволга песни лепечет свои, В золотые бокалы глядит золотая луна. Тем, кто только вчера малолетними были детьми, Тем сегодня, мой друг, побелила виски седина. И терновник растет в знаменитых покоях дворца, На Великой террасе [696] олени резвятся весь день. Где цари и вельможи? — Лишь время не знает конца, И на пыльные стены вечерняя падает тень. 696
Великая терраса— терраса на горе Гусу для торжественных приемов правителями царства У после победы над царством Юэ.
_____
Все мы смертны. Ужели тебя не прельщает вино? Вспомни, друг мой, о предках — их нету на свете давно. Провожу ночь с другом
Забыли мы про старые печали,— Сто чарок жажду утолят едва ли. Ночь благосклонна к дружеским беседам, А при такой луне и сон неведом, Пока нам не покажутся, усталым, Земля — постелью, небо — одеялом. Под луною одиноко пью
* * *
Среди цветов поставил я кувшин в тиши ночной И одиноко пью вино, и друга нет со мной. Но в собутыльники луну позвал я в добрый час, И тень свою я пригласил — и трое стало нас. Но разве, — спрашиваю я, — умеет пить луна И тень, хотя всегда за мной последует она? А тень с луной не разделить. И я в тиши ночной Согласен с ними пировать хоть до весны самой. Я начинаю петь — и в такт колышется луна, Пляшу — и пляшет тень моя, бесшумна и длинна. Нам было весело, пока хмелели мы втроем, А захмелели — разошлись, кто как, своим путем. И снова в жизни одному мне предстоит брести До встречи — той, что между звезд, у Млечного Пути. С вином в руке вопрошаю луну
С тех пор как явилась в небе луна — сколько прошло лет? Оставив кубок, спрошу ее, — может быть, даст ответ. Никогда не взберешься ты на луну, что сияет во тьме ночной. А луна — куда бы ты ни пошел — последует за тобой. Как летящее зеркало, заблестит у дворца Бессмертных она. И сразу тогда исчезнет мгла — туманная пелена. Ты увидишь, как восходит луна на закате, в вечерний час. А придет рассвет — не заметишь ты, что уже ее свет погас. Белый заяц [697] на ней лекарство толчет и сменяет зиму весна. И Чан-э в одиночестве там живет — и вечно так жить должна. Мы не можем теперь увидеть, друзья, луну древнейших времен. Но предкам нашим светила она, выплыв на небосклон. Умирают в мире люди всегда — бессмертных нет среди нас. Но люди всегда любовались луной, как я любуюсь сейчас. Я хочу, чтобы в эти часы, когда я слагаю стихи за вином,— Отражался сияющий свет луны в золоченом кубке моем. 697
Белый заяц. — По древней легенде, Чан-э, жена легендарного стрелка из лука Хоу-и, похитила у мужа снадобье бессмертия, вкусив которого улетела на луну, где живет белый заяц, толкущий в ступе снадобье бессмертия.