Альварсон Хаген
Шрифт:
— Зачем? Я думал, вам безразлично, что происходит в большом мире.
— Собственно, нас попросили, — ответила Хьёлле.
— Кто?.. — тут же, слишком нетерпеливо спросил Корд'аэн.
— И это нетрудно молвить, — отозвался, улыбаясь тысячелетней мудростью, старик в чёрном, — те же, кто послал сюда твоих друзей, добрый волшебник.
— Золотая Ветвь?..
— Глубже, — захохотал Лоддир. — Те, кто помнят мир без омелы, под которой так сладко целоваться — твоя огненная ведьма хорошо дружила с ними, ты ведь знаешь?..
Ох и не понравились мне глаза нашего друида в тот миг! Странно — он вроде бы не испытывал к Аллиэ особого почтения. Впрочем, никто не знает, что у него на сердце.
А Лоддир продолжал:
— Близится война, хахахаха, и реки выйдут из берегов от крови, и кости будут громоздиться до небес, и небеса заплачут чёрными слезами пожарищ! Близится Век Чёрной Стали, Век Пепла, и нет надежды у живущих! И да возвысятся сильные; и это есть великое благо, верно, Риг?
Риггененсвыртадеминас не ответил. Ответила Хьёлле:
— Наш Лоддир в детстве пережил много… неприятностей, поэтому его иногда слегка заносит. Вы его простите, по молодости?..
Все захохотали, как сумасшедшие. Эльри подмигнул Хьёлле:
— Диво, что ты говоришь о молодости, о юная госпожа!
Она одарила его милой улыбкой.
— Думается, и в самой Долине вы наделали дел, — несколько укоризненно сказал Герна. — Там большой сбор племён. Говорят, знахарке одного посёлка было откровение, и теперь она вещает великие истины, путая быль и небыль. Младшая дочь старосты ей помогает. Говорят, она в тягости, и её сын станет великим вождём и первым сказителем…
Все молчали, сидели тихо, подобно окаменевшим героям древних сказаний, и пламя билось в их глазах. Коптящие факела, струны Борина, и мой голос. "И битва была, и померкло светило за чёрной грядой облаков…"
Глумхарр встал с полной чашей в руке. Обвёл зал взглядом, полным гордости. И молвил:
— Великое свершили наши гости! Воистину, достойны они того, чтобы сдвинуть чаши в их честь!
Борин прятал взор.
За разговорами и угощением мы не заметили, как настала полночь. Мёртвый Рольф Ингварсон ждал нас в Зале Улыбок. И мы пошли проститься с ним.
Стены были черны и холодны. Со стен нам улыбались десятки блинов. Лишь после того, как Тидрек громко выругался, Дарин звонко ойкнул и побледнел, а Корд покачал головой, я понял, что нам улыбаются лица. Точнее, содранная с лиц и растянутая в улыбках кожа.
— Как маски для представлений на Юге, — обронил Борин.
Я начертал Руну Охраны. Лоддир заметил мой жест и усмехнулся. Я смутился, замешкался, споткнулся… и закричал.
Пол был вымощен лицевыми костями черепов.
Как и потолок.
Черепа весело улыбались.
— Кто это? — спросил я.
— Теперь уже никто, — ответила Хьёлле. Почему-то я обрадовался, услышав именно её голос.
Рольф ждал нас в кругу камней. Он сидел на жёлтом костном троне и тоже улыбался. Будто его кожу стянули на затылке, и губы сплющились, обнажив дёсна. Глаза героя были закрыты.
Мы окружили кольцо камней. Хранители стояли сзади.
На их лицах тоже застыли улыбки.
— Рольф, сын Ингвара, сына Хельги, сына Хёгни, сына Харрика из рода Вирсингов, фрэльс Ордена и славный юноша, — говорил друид, — храбрый воин из племени хлордов погиб вдали от родных берегов, от железного неба над фьордами, и не слышать ему плеска волн. Мы совершим обряд по обычаю Севера. Если я ошибусь — Дэор меня поправит.
— Ты не ошибёшься, — обещал Дэор.
— В краю лесистых гор, что нависают над ледяным морем, воина, погибшего в битве, провожают в последний путь с весельем и радостью. Ибо нет для мужа лучшей доли, чем гибель от меча. Однако нет у меня сил радоваться его смерти — ведь по моей вине он погиб. Клянусь на этом круге камней, что имя Рольфа Ингварсона войдёт в саги, что рассказывают северяне, коротая долгие зимние вечера у жарких очагов.
— Я помогу тебе в том, — сказал Борин.
— И я, — добавил Дэор.
— Корд, сделай что-нибудь с его улыбкой, — попросил Асклинг. — Больно жутко!
Тот кивнул и коснулся посохом губ мертвеца. Уста хлорда сомкнулись, а глаза — открылись. Я вздрогнул.
Сзади раздался шорох. Дарин обернулся, я — вслед за ним.
Ничего.
Только улыбки сползли с лиц Хранителей.
Впрочем, Глумхарр все же улыбался. Но уже по-другому.
— Мы предадим твою плоть огню, — продолжал друид, — ибо ты был язычником и поклонялся Эрлингу. Пусть у тебя будет вдоволь света, и ты не станешь добычей Хеллы.