Она открыла шкаф, бегло окинула взглядом его содержимое и взяла белый вязаный свитер. Драгоценное платье она повесила на вешалку и стала искать что-нибудь на свои длинные ноги, подобрав в конце концов хлопчатобумажные шорты, которые она закрепила на талии английской булавкой. Рядом на туалетном столике лежала увядшая гвоздика. Изабелла взяла ее, вздохнула и положила возле пары серебряных запонок.

Чувствуя себя похожей на огородное пугало, она направилась в сад и обнаружила Бранда на краю рощи. Он стоял, прислонившись к ели и, хотя был небрит и встрепан, выглядел возмутительно привлекательно. Его взгляд был устремлен на солнечно-желтые нарциссы.

— Доброе утро, Бранд, — весело сказала она. — Ты рано сегодня.

— А ты наблюдательна.

Он продолжал смотреть на нарциссы.

Душа у Изабеллы ушла в пятки. Иронизирует. Плохой знак. Когда она не увидела его в постели, она уже поняла, что все ее надежды рассыпались в прах. Но если есть хоть один шанс…

Она решила предоставить ему возможность сделать следующий шаг и тоже прислонилась к дереву рядом.

Когда он наконец заговорил, она подумала, что ждала напрасно.

— Где ты взяла эту дрянь? — спросил Бранд. — Ты черт знает на кого похожа.

— Взяла в твоем шкафу. Не могла же я надеть бальное платье.

— Хм.

Вновь наступила тишина, которую нарушила сломанная ветка. Сосновая шишка упала Бранду на голову.

Хотя ей было не до смеха, Изабелла все же хихикнула.

Бранд дернул головой. У него заблестели глаза, но, когда он встретился взглядом с Изабеллой, блеска как не бывало и губы раздвинулись в иронической улыбке.

— Прямо в цель. — Он помолчал. — Если бы ты сделала, как я предлагал, и переехала на Болота, с одеждой не было бы проблем. Смею надеяться, ты приняла решение?

Изабелла с надеждой изучала его нарочито бесстрастное лицо. Но на нем ничего не отражалось, и ее сердце болезненно сжалось.

— Я ничего не решила, — спокойно проговорила она. — А разве что-нибудь изменилось с тех пор… с тех пор?..

— С тех пор как мы узнали, что устраиваем друг друга в постели? Изменилось в каком смысле, Изабелла?

Она закрыла глаза. С чего это он злится?

— Я имею в виду твое отношение ко мне. И то, что произошло с нами в прошлом.

Бранд вытащил руки из карманов и скрестил их на груди.

— Будь я проклят, если знаю, как отношусь к тебе. Что до прошлого, с ним покончено. Все забыто, кроме дочери, естественно. Я не лгу, Изабелла. Я хочу, чтобы ты была здесь, в моем доме и в моей постели. Я хочу заботиться о тебе. Но что касается…

— Что касается любви, прощения и доверия, ты не хочешь или не можешь за себя поручиться. — Изабелла остановила взгляд на жемчужно-сером облаке, медленно наплывающем на солнце. — Я понимаю. Обо мне не надо заботиться, Бранд. К счастью, я сама могу о себе позаботиться.

— Ты не переедешь на Болота? — Его голос, как скальпелем, резанул ее по нервам, словно это она отвергала любовь. — Ничего не выйдет, Изабелла.

Она дрожала. Мартовское солнце было не таким теплым, как казалось.

— Что не выйдет?

— Шантаж не выйдет.

Мерзкое слово словно повисло между ними, и она отступила.

Изабелла туфлей разгребла землю и откопала возмущенное семейство жуков. Неужели Бранд никогда не поймет, что она уже не та избалованная девчонка, чья внезапная любовь вперемешку со страхом привела его к браку, который если и не стал адом, то уж чистилищем был точно? Неужели даже прошедшая ночь ничего не изменила в его отношении к ней?

Она перестала мучить жуков и подняла голову. Черт возьми, у него нет права относиться к ней, как к несмышленому ребенку. Пора бы ему образумиться. Пора.

Изабелла разозлилась и тем спасла себя от отчаяния, которое уже надвигалось на нее.

Конечно, она была не права, утаив от него рождение дочери. Но его подозрения насчет Гари и Феликса безосновательны. И при чем тут шантаж?

— Бранд, — сказала она, не скрывая своего негодования, — я не юная идиотка, какой ты меня, кажется, считаешь, и я хорошо знаю, что уважение, доверие, любовь — называй, как хочешь, — не могут быть завоеваны шантажом или угрозами.

— Что ж. В таком случае, не проси о невозможном.

Жучок бежал по ее ноге, и она стала смотреть на него, чтобы не видеть лица Бранда. Не видеть его крепко стиснутых зубов. Поджатых губ. Она не хотела, чтобы узы, соединившие их в ночь любви, распались с наступлением утра.

— Я тебя ни о чем не прошу, — сказала она.

Она действительно не просила. Видно, ей суждено любить Бранда всю жизнь, пусть даже эта любовь убьет ее. Зря она вернулась в Ванкувер. Сейчас ей надо как можно быстрее закончить со здешними делами и попытаться восстановить старые связи в Эдмонтоне. Может быть, ненадолго поехать домой.