— В одной из вчерашних газет помещена вопиющая фотография в этой ужасной колонке Сабрины. На ней Марк целует какую-то молодую женщину.

— Я не верю…

— Я бы тоже не поверила, — в душе Нины отчаянно боролись самые разные чувства: недоверие, шок, отвращение, любопытство. — Но меня тревожит одна вещь… Все, что касается Марка, имеет отношение к Катринке, а значит, и к тебе, и ко мне, а сейчас и к Расселу — это самое неприятное.

Адам сделал глубокий вдох и спокойно сказал:

— Мама, дела Марка ван Холлена не имеют никакого отношения ни к тебе, ни ко мне, ни к Расселу. Эта неразбериха не может повлиять на его избирательную кампанию. И в любом случае эта история скоро забудется. Ты можешь быть уверена в одном: она не пойдет на пользу ни одной из газет ван Холлена.

— Наверное, ты прав, — в голосе Нины звучало сомнение.

— Не сомневайся, я прав.

— Бедная Катринка, — опечалилась Нина, все же пожалев человека, более всех страдающего во всей этой истории.

— Да, — согласился Адам. — Два неудачных замужества не выдержит никакая женщина, даже Катринка.

Вдруг дверь его кабинета распахнулась, и на пороге появилась Лючия, бледная, с взъерошенными рыжими волосами. Руки и одна щека у нее были чем-то испачканы.

«Интересно, — подумал Адам, — какого черта он платит своей секретарше, почему она впускает к нему непрошеных гостей?» Он предупреждающе поднял руку, надеясь, что Лючия поймет и исчезнет до тех пор, пока он сам не будет готов встретиться с ней. Но она непреклонно потрясла головой. Адам разозлился, но решил прервать разговор:

— Мамочка, тут что-то случилось. Если я узнаю что-нибудь новенькое, я позвоню тебе.

Несмотря на протесты Нины, он положил трубку и уставился на Лючию.

— Если это насчет Патрика Кейтса, то давай не будем об этом; я сейчас не расположен разговаривать на эту тему.

— Нет, нет. — Лючия была на грани истерики. — Это насчет Катринки.

— Что такое?

— С ней произошел несчастный случай, сейчас она в больнице в Праге.

Опасаясь, что Лючия упадет в обморок, Адам быстро поднялся, обошел стол, схватил ее за руки и усадил в кожаное кресло.

— Какое несчастье! Это серьезно? Она поправится?

— Не знаю, никто этого не знает, — ответила она только на последний вопрос. — Она в критическом состоянии.

— А ребенок?

— Тоже. Это девочка. Катринке сделали кесарево сечение.

На мгновение Адам почувствовал себя так, как если бы лодка, которая, казалось, была под его полным контролем, вдруг перевернулась и он очутился в холодной воде. Инстинктивно он даже сделал руками несколько плавательных движений.

— Тебе нужно выпить, — произнес он и подошел к бару, скрытому в дальней стене. Когда он принес Лючии бренди и она сделала глоток, он попросил:

— Расскажи мне, что произошло.

— Она поскользнулась в ванной комнате. К счастью, рядом был Кристиан, который и вызвал скорую помощь. Больше я ничего не знаю. Кто-то прислал ей конверт с мерзкими фотографиями — Кристиан нашел их в ванной. Очевидно, она распечатала почту в ванной, увидела фотографии, разволновалась и, выходя из ванны, поскользнулась. Слава Богу, она успела позвать Кристиана, прежде чем потерять сознание.

— Кто рассказал тебе все это?

— Кристиан рассказал Марку, Марк — Робин, Робин — всем остальным.

Лючия немного пришла в себя.

— Где Марк?

— Сейчас он должен быть в Праге.

— Сукин сын, — проговорил Адам. Он был в ярости. Марк опять обставил его. Адам все рассчитал по-другому. Катринке нужно было причинить боль, но не физическую. Если к ней и должен был кто-то прийти на помощь, то это должен был быть он сам, а не Марк ван Холлен.

Лючия начала плакать.

— Прости, я так волнуюсь.

— Хочешь еще бренди?

— Нет, — ответила она, доставая из кармана платок, — я уже в полном порядке.

Адам поднялся, подошел к бару, налил себе бренди, выпил залпом, после чего вернулся к столу и нажал на кнопку селекторной связи:

— Соедините меня с Робин Догерти.

— Да, мистер Грэхем, — голос секретарши звучал испуганно, но с ноткой любопытства.

— Я только что разговаривала с ней, — сказала Лючия.