Стихотворения
вернуться

Ершов Петр Павлович
Шрифт:

1834 (?)

РУССКАЯ ПЕСНЯ [57]

Уж не цвесть цветку в пустыне, В клетке пташечке не петь! Уж на горькой на полыне Сладкой ягодке не зреть! Ясну солнышку в ненастье В синем небе не сиять! Добру молодцу в несчастье Дней веселых не видать! Как во той ли тяжкой доле Русы кудри разовью; Уж как выйду ль в чисто поле Разгулять тоску мою. Может, ветер на долину Грусть-злодейку разнесет; Может, речка злу кручину Быстрой струйкой разобьет. Не сходить туману с моря, Не сбежать теням с полей, Не разбить мне люта горя, Не разнесть тоски моей!

57

Русская песня (с. 94). Впервые — Библиотека для чтения, 1835, т. 10.

В начале 1840-х годов была положена на музыку.

1835

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ [58]

Я понял, я знаю всю прелесть любви! Я жил, я дышал не напрасно! Недаром мне сердце шептало: «Живи!» — В минуты тревоги ненастной. Недаром на душу в веселых мечтах Порою грусть тихо слетала И тайная дума на легких крылах Младое чело осеняла. Но долго я в жизни печально блуждал По тернам стези одинокой; Но тщетно я в мире прекрасной искал, Как розы в пустыне далекой. И много обшел я роскошных садов, Но сердце ее не встречало; И много я видел прелестных цветов, Но сердце упорно молчало. Пустыней казался мне мир. На пути Нигде не слыхал я привета. Зачем же, я думал, сей пламень в груди И сердце восторгом согрето? Но нет, не напрасно тот пламень возжжен И сердце в восторге трепещет! Настанет мгновенье, и радостно он В очах оживленных заблещет! Настанет мгновенье, и силой мечты Возникнет мир новый, чудесный. То мир упоенья! То мир красоты! То отблеск отчизны небесной! И радужным светом оденется высь И ярко в душе отразится; И в сердце проникнет небесная жизнь, И сумрачный взор прояснится… Настало мгновенье… И, радость очей, С надзвездной долины эфира Хранитель мой, гений в сиянье лучей Приникнул над бездною мира. Он видит глубокую тьму под собой, Он слышит печальных призванья. Он сходит на землю воздушной стопой — Утишить земные страданья. И мир превратился в роскошный чертог, И в тернах раскинулись розы; И в сердце зажегся потухший восторг, И сладкие канули слезы. О, сколько блаженства во взоре его! О, сколько в улыбке отрады! Всю вечность смотрел бы, смотрел на него: Другой мне не нужно награды. Но нет, то не гений! Небесный жилец На землю незримо нисходит; Но нет, то не смертный! Удельный [59] пришлец На небо собой не возводит. То горняя в мире земном красота! То цвет из эдемского рая! То лучшая чистого сердца мечта! То дева любви молодая! О юноша! в гордой душе не зови Забавой мечты той прекрасной! Я понял, я знаю всю цену любви! Я жил, я дышал не напрасно!

58

Первая любовь (с. 95). Впервые — Библиотека для чтения, 1835, т. II. Посвящено сестре писателя К. П. Масальского, университетского товарища Ершова. В семье Масальских поэт бывал в 1834–1835 годах.

59

Удельный — земной.

1835

ТУЧА

Ходит туча в синем небе, Смотрит туча мрачным взором, На груди покоя гром. «Где бы лучше, — молвит туча, — Мне расстлаться в синем небе Молньеблещущим ковром?» Видит море. Черным валом Плещет море в дальний берег, Ходит белою грядой. «Разостлалась бы над морем — Не спалить мне синя моря, Не зажечь волны седой». Туча дальше. Столп гранита, Подпирая сине небо, Опоясан бездной вод. «Раздавила б, растопила б Я Атланта. Но, могучий, Он разрушен — не падет». Туча дальше. Тучны нивы Дышат грудью золотою, Блещут бисером росы. «Не над ними грому грянуть! Пища червя — им ужасен И ничтожный взмах косы». Ходит туча в синем небе, Смотрит туча мрачным взором, На груди колебля гром. «Где бы лучше, — ропщет туча, — Мне отгрянуть в синем небе Разрушительным ядром?» Видит царство. Город пышный, Семь холмов собой раздвинув, Три реки сплотил собой. Шпицы башен блещут в солнце, Будто горы — медны стены Вьются длинною трубой. Пышность зданий, блеск уборов, Шум движенья, говор людства, Гром тимпанов и мечей. Стала туча. Дышит гневом. Меркнет солнце от движенья Мрачно-огненных очей. «Расстелюсь я над холмами, Я всколеблю ось земную, Я разрушу пышный град!» Но могуща сила веры: Дряхлый старец слабой дланью Двинул грозную назад!

1835

НОЧЬ [60]

Лежала тьма на высях гор; В полях клубился мрак унылый; Повитый мглой, высокий бор Курился ладаном могилы. Лениво бурная река Катила в море вал гремучий, И невидимая рука Сдвигала огненные тучи. Не холнет [61] ветр в тиши ночной; Не дрогнет лист немой дубравы; Лишь изредка в чащи лесной Сверкнут глаза звездой кровавой. Лишь изредка косматый зебрь В трещобу дальнюю промчится, И отзовется гулом дебрь, И след волною заструится. Но снова прянет тишина! И мрак, печальный спутник ночи, Крылами радужными сна Смежает дремлющие очи.

60

Ночь (с. 100). Впервые — Осенний вечер, изданный В. Лебедевым. Спб., 1835.

61

Холнуть — нанести холод, остудить.

1835

ДУБ [62]

На стлани зелени волнистой, Под ярким куполом небес Широко веет дуб тенистый — Краса лесов, предел очес. Он возрастал в борьбе жестокой, Он возмужал в огнях грозы И победителем высоко Раскинул гордые красы. Он видел бури разрушенья, Громады, падшие во прах, И праздник нового рожденья, И жизнь в торжественных венцах. Но никогда, богатый силой, Он не склонялся пред грозой, И над дымящейся могилой Он веял жизнью молодой. Не раз орел небес пернатый Венчал главу его крылом, Внимал бессильные раскаты Над гордым гения челом. Как он велик, могучий гений, Властитель трепетных полей! Он бросил в них державно тени И поглотил весь свет лучей. Теперь в нем дремлют мощь и сила! Грозы мертвящая рука Давно уж меч свой притупила О грудь стальную старика. Но что? ужель боец надменный Умрет в недеятельном сне И червь, точа во тьме презренной, Его разрушит в тишине? О нет! Иное назначенье! Он должен рухнуть под косой, Чтоб снова праздновать рожденье, Чтоб снова ратовать с грозой. Гремит волна, рокочут тучи, И вот, как феникс [63] , окрылен, Из края в край кормой летучей Бесстрашно бездны роет он. В пучине влаги своенравной Он вновь открыл избыток сил, И вновь орел самодержавный Его чело приосенил.

62

Дуб (с. 101). Впервые — Библиотека для чтения, 1840, т. 39.

63

Феникс — символ вечной жизни; по египетской мифологии, священная птица, погибающая в пламени и возрождающаяся из пепла.

1835

ТИМКОВСКОМУ. НА ОТЪЕЗД ЕГО В АМЕРИКУ [64]

Готово! Ясны небеса; В волнах попутный ветр холмится, И чутко дремлют паруса, И гром над пушкою дымится. Бокал! Бокал! Пускай струя Сребристых вод донских пред нами Горит жемчужными огнями И шумно плещет чрез края. Ударив дружно руки в руки, Мы усладим прощальный час И горечь долгия разлуки, Судьбой положенной для нас. К чему роптать? Закон небесный Нас к славной цели предызбрал, И он же нам в стране безвестной Ту цель в рассвете указал. Какая цель! Пустыни, степи Лучом гражданства озарить, Разрушить умственные цепи И человека сотворить; Раскрыть покров небес полночных, Богатства выспросить у гор И чрез кристаллы вод восточных На дно морское кинуть взор. Послушать тайные сказанья Лесов дремучих, скал седых И вырвать древние преданья Из уст курганов гробовых; Воздвигнуть падшие народы, Гранитну летопись прочесть И в славу витязей свободы Колосс подоблачный вознесть. В защиту правых, в казнь неправым Глагол на Азию простерть, Обвить моря, орлом двуглавым И двинуть в них и жизнь и смерть. Такая цель! Мой друг, ужели, Себе и чести изменив, Мы отбежим от славной цели И сдержим пламенный порыв! Ужель, забыв свое призванье И охладив себя вконец, Мы в малодушном ожиданье Дадим похитить свой венец? Нет! нет! Пока в нас сердце дышит, — Пока струится жар в крови, — Ничто, ничто да не подвижет Святой и доблестной любви! Сомненья робкие подавим, Явим величье древних дней, И козням зла противпоставим Всю силу твердости своей. Великим трудностям — терпенье; Ошибкам — первые плоды; Толпе насмешливой — презренье, Врагам — молчанье и труды. Желанье славы есть уж слава; Успех достойно превознесть; Но кто ж дерзнет исхитить право Героя падшего на честь? Но кто ж дерзнет клеймом бесчестья Его паденье запятнать, И в то же время низкой лестью Успех злодейства увенчать? Влеченью высшему послушны, Мой друг, оставим малодушных С их целью жизни мелочной, С самолюбивым их расчетом — Изнемогать под вольным гнетом И смыться темною волной. Не охладим святого рвенья; Пойдем с надеждою вперед. И если… пусть! Но шум паденья Мильоны робких потрясет.

64

Тимковскому. На отъезд его в Америку (с. 103). Впервые — Петр Павлович Ершов, автор сказки «Конек-горбунок». Биографические воспоминания университетского товарища его, А. К. Ярославцова. Спб., 1872 (с сокращениями). Полностью — Ершов П. Стихотворения. Л., 1936.

Тимковский Константин Иванович — университетский товарищ Ершова, сын цензора пушкинских времен и дочери известного восточносибирского промышленника и мореплавателя Г. И. Шелехова. Окончив университет, поступил во флот и был откомандирован в качестве юнкера на службу в основанную Г. И. Шелеховым Российско-Американскую компанию. 5 августа 1835 года Тимковский отплыл из Кронштадта на корабле «Елена» в Америку. Это послужило поводом для послания Ершова.

В 1837 году Тимковский вернулся в Петербург, занимался литературной деятельностью, с 1848 года — активный участник кружка М. В. Петрашевского, участвовал в знаменитых «пятницах». Вместе с Ф. М. Достоевским и другими петрашевцами пережил ожидание смертной казни на площади. В 1849–1857 годах отбывал наказание в арестантских ротах. Последние годы жил в Петербурге, умер в 1881 году. В послании Ершова отражены юношеские мечты и напоминание другу о клятве, которую они дали друг другу «на жизнь и смерть», посвятить себя изучению Сибири.

1835

ЖЕЛАНИЕ [65]

Чу! Вихорь пронесся по чистому полю! Чу! Крикнул орел в громовых облаках! О, дайте мне крылья! О, дайте мне волю! Мне тошно, мне душно в тяжелых стенах! Расти ли нагорному кедру в теплице, И красного солнца и бурь не видать; Дышать ли пигаргу [66] свободно в темнице, И вихря не веять и тучи не рвать? Ни чувству простора! Ни сердцу свободы! Ни вольного лёту могучим крылам! Все мрачно! Все пусто! И юные годы Как цепи влачу я по чуждым полям. И утро заблещет, и вечер затлеет, Но горесть могилой на сердце лежит. А жатва на ниве душевной не зреет, И пламень небесный бессветно горит. О, долго ль стенать мне под тягостным гнетом? Когда полечу я на светлый восток? О, дайте мне волю! Орлиным полетом Я солнца б коснулся и пламя возжег. Я б реял в зефире, я б мчался с грозою И крылья разливом зари позлатил; Я жадно б упился небесной росою И ниву богатою жатвой покрыл. Но если бесплодно страдальца моленье, Но если им чуждо желанье души, — Мой гений-хранитель, подай мне терпенье, Иль пламень небесный во мне потуши!

65

Желание (с. 106). Впервые — Библиотека для чтения, 1835, т. 13 (цензурное разрешение 31 октября 1835).

66

Пигарг — вид орла.

1835, октябрь

ПЕСНЯ ОТРОКА

(из либретто оперы «Страшный меч») [67]
В небе морок, в сердце горе! Что мне делать? Как мне быть? Я пойду ль на сине море С ним кручину разделить. Там на береге зеленом, Над широкою волной, Поклонюсь ему поклоном И спрошу его с тоской: «Море! Море! Ты волнами Весь мир божий обтекло; За какими берегами Вечно на небе светло?»

67

Песня отрока (из либретто оперы «Страшный меч») (с. 108). Впервые — Иллюстрированный вестник, 1876, Ќ 7.

Либретто «большой волшебно-героической оперы в пяти действиях» было написано для друга поэта — композитора И. К. фон Гунке (1801–1883); одобрено цензурой к представлению в июне 1836 года. По неизвестным причинам опера так и не была поставлена.