Шрифт:
– Вагр тебя раздери, - пробормотал Даниэль, открыл глаза и обернулся к Андрею.
– Я не могу остаться на ужин.
– И понёсся в гримёрку. Пролетев по узкому коридору, он вбежал в комнату и, сорвав с головы шляпу и парик, швырнул их прямо на пол. Он смочил полотенце водой, подошёл к зеркалу и начал яростно тереть лицо. Искусно наложенный грим превратился в грязные разводы. Даниэль выругался, скинул камзол и склонился над медным тазом.
– Полить тебе?
– Андрей взял в руки кувшин.
Даниэль покосился на него, мотнул головой и намылил лицо:
– Лей.
– Смыв пот и грим, внук корифея придирчиво оглядел себя в зеркале, намазал лицо кремом и потянулся за одеждой, аккуратно разложенной на стуле.
Андрей перехватил его руку:
– Барон даёт ужин в честь Теодора Великолепного, и ты обязан присутствовать! Если ты уйдёшь, наша труппа впадёт в немилость! Нас больше никогда не примут в Чепергайле! Ты понимаешь, что это значит?
– Понимаю.
– Глаза Даниэля виновато забегали.
– Но у меня украли Кирика.
– Кто?
– нахмурился Андрей.
– Один придурок-изгой!
– Ты чем-то обидел его?
– Это он меня обидел!
– капризно заявил Даниэль, и слова полились водопадом: - Он захватил меня, и три года держал на побегушках! А говорил, что я ученик! Ха! Чему он мог меня научить? Меня! Лучшего мага Тинуса! Он хотел, чтобы я стал таким же, жил в нищете, как мусорная крыса, и лудил кастрюли! Идиот! Я и кастрюли!
– Даниэль нервно рассмеялся.
– Я рождён для подвигов! Я могу изменить мир! Я…
– Ты сбежал?
– с невозмутимым видом перебил его Андрей.
– Да, - гордо кивнул Даниэль.
– Я припугнул недоумка, и он вынужден был отпустить меня!
– Спустя три года?
– В глазах Андрея заплескалась усмешка, и внук корифея смутился:
– Так получилось… - Он вырвал руку.
– Короче, я пошёл.
– Никуда ты не пойдёшь!
– рявкнул Андрей.
Дан обернулся:
– Мы договаривались об одном выступлении, и я его закончил! Я не твой актёр, ты не имеешь права приказывать мне!
– Ты никуда не пойдёшь, - повторил Андрей.
Голос его прозвучал так, что Даниэлю стало не по себе. За три года он подзабыл, насколько властным и твёрдым может быть Андрей. Теодор Великолепный смотрел на старика-актёра и не находил слов, чтобы возразить ему. "Кирик сам виноват. Он мог воспользоваться Серьгой и удрать, а он - рохля. Его дурацкая привычка замирать по любому поводу вышла ему боком! Пусть теперь сидит и ждёт, когда я освобожусь!" - Даниэль заискивающе улыбнулся Андрею:
– Извини, я погорячился. Кирик подождёт. В конце концов, Йозеф не кровожадное чудовище, а вполне безобидный старичок. И детей любит. Он позаботится о Кирике.
Андрей с трудом сдержал смех: его так и подмывало спросить Даниэля, как лучший маг Тинуса попал в плен к безобидному старичку, однако промолчал. Он хлопнул Дана по плечу и одобрительно произнёс:
– Вот так-то лучше. Пойдём.
– Андрей поднял шляпу и вручил её Даниэлю.
– Не хорошо заставлять барона ждать.
Внук корифея послушно надел шляпу, последний раз взглянул в зеркало и направился к двери. Лакей в бело-золотой ливрее почтительно кивнул актёрам и повёл их в обеденный зал. Придворные, стражники и слуги провожали Теодора Великолепного восхищёнными взглядами: они, как и все чепергайлцы, были страстными поклонниками его таланта. Их немое преклонение заставило Даниэля забыть о Кирике и Йозефе. Он расправил плечи, приосанился и вступил в обеденный зал с исполненным достоинства и гордости лицом. Дан легко вошёл в образ Теодора Великолепного, и был само очарование: выдал затейливый и двусмысленный комплимент баронессе и с изящным кокетством улыбнулся её дочерям, отчего девушки зарделись, как маков цвет, и, забыв о еде, устремили на актёра глаза, полные любви.
Даниэль уселся за стол по левую руку от Калиссты и с царственным видом взял бокал. Барон недовольно кашлянул: Теодор Великолепный вёл себя как принц, снизошедший до ужина со своим вассалом. Возможно, не будь рядом жены и дочерей, очарованных звездой сцены, Калисста поставил бы его на место, а так ему пришлось смотреть на выходки Теодора сквозь пальцы.
– За театр и его верных служителей! За тебя, Тео!
– Барон поднял бокал и снисходительно кивнул Даниэлю.
Актёры вскочили и дружно грянули:
– За Теодора Великолепного!
Даниэль царственно поднялся и раскланялся, словно на сцене:
– Спасибо, друзья мои!
Щека Калиссты дёрнулась: наглый актёр благодарил не его, барона и мецената, можно сказать, отца тинуских комедиантов, а своих коллег, словно это они устроили пир в его честь. Сгорая от негодования, Калисста подозвал слугу и что-то шепнул ему на ухо. Слуга поклонился и опрометью бросился из зала. Даниэль с интересом посмотрел ему вслед, перевёл взгляд на довольного собой барона и ухмыльнулся. Ужин превращался в спектакль, и Дану было страшно любопытно, что произойдет в следующем акте.