Опустевшая сумка растаяла темным холодным облаком.

«Пусть время движется положенным ходом», - пожелала она, отступая.

Запел петух.

При звуках веселого оптимистичного кукареканья Надежда почувствовала себя заполошным злым духом, готовым бежать от ярких лучей. Стоя под высоким деревом, напоминающим любимую березу, Надежда наблюдала, как просыпается природа, животные, люди.

Сердце мучительно ныло. Она не в этом мире давала клятву Гиппократа. Но что это меняло? Ничего.

Веснушчатая девчушка лет шести-семи топталась у колодца. Заметив незнакомку, она ухватила черную псину за ошейник, не давая той вцепиться в чужую ладышку.

– Здравствуй, девочка, - ласково окликнула Надежда. – Ты воды хотела набрать?

Девочка поглядела на неё исподлобья.

– Помочь тебе? – не отставала Надежда.

Барабан под тяжестью падающего металлического ведра завращался. С мягким всплеском ведро нырнуло в черную глубину вод.

Глаза девочки жадно блестели.

Вращая ручку барабана, Надежда думала о той жажде, первые приступы которой многие наверняка успели ощутить.

Сумеет ли она справиться одна, на нескольких десятках домов?

– Не пей холодной воды. Это опасно.

– Вита, с кем ты разговариваешь?

– Она не наша, - ответила девочка.

Женщина, вытирая о передник испачканные в муке руки, смерила Надежду подозрительным взглядом.

– Откуда ты взялась? Чего от моего ребенка надобно? – грубо спросила крестьянка.

– Ничего, - покачала головой Надежда.

– А коль ничего, так иди мимо своей дорогой, да и не оглядывайся. Целее останешься.

– Я издалека иду, добрая женщина. Мне нужно пристанище.

– У нас не постоялый двор, - с сомнением покачала головой крестьянка. – Вита, иди немедленно в дом.

– Но вы могли бы дать мне хотя бы крынку молока?

– Ступай своей дорогой, говорю тебе. Добрые люди по нынешнем временам одни не ходят.– Женщина отступала назад. – Убирайся! Или я спущу собаку.

– Собакой вы меня не испугаете, - твердо заявила Надежда. – Вы правы, я магичка. Но я не причиню вам вреда.

– Все вы так говорите! – Пышная грудь крестьянки волновалась. Пот мелким бисером заблестел на лбу. – Убирайся! Кому сказала?

За спиной женщины появилась куда более внушительная фигура её супруга.

– Что тут происходит?
– красное одутловатое лицо под взъерошенной шевелюрой, жизнерадостно напоминающей всклокоченную мочалку, перекосилось, силясь выразить ярость, но правдиво отражая владеющий мужчиной страх. – Кто такая?

– Меня зовут Джайна. Я из Симмая.

– Ступай, куда шла. А нас оставь в покое.

– Чем я так вас напугала?
– недоумевала Надежда.

Видеть испуг в глазах людей было больно.

Мужчина наклонился, поднимая с земли острые вилы.

– А я сказал, убирайся с моего двора.

Пес утробным плотоядным урчанием поддерживал заявление хозяина.

– Смерд, как ты разговариваешь с дамой?

Обернувшись, Надежда воззрилась на весьма симпатичного молодого человека. Прилично, даже хорошо, одетого. Строгий камзол, расшитый сверкающим позументом, аккуратная стрижка, кружевной пышный шейный платок, спадающий на жилет из тонкой материи, выдавали если не высокое положение их владельца, то, по крайней мере, свидетельствовали об изрядном достатке. Приятное открытое лицо вполне располагало к себе собеседника.

Краснота резко сходила с лица крестьянина, кожа стала приобретать землистый оттенок.

– Господин?

Юноша спешившись, приблизился к Надежде.

– Доброе утро, сударыня. Какая же сила так далеко занесла вас от славного Симмая? Столица человеческого государства находится от нас столь далеко, что мы весьма не часто имеем честь встречать столичный жителей.

– И, похоже, счастливы этим, - скупо улыбнулась Надежда.

– Приличное общество мне кажется интересным. Так какая сила заставила вас сделаться нашей гостьей?

Надсадный хрип рухнувшего на землю крестьянина избавил Надежду от необходимости давать ложные объяснения.

Мужчину били судороги, глаза в глазницах бешено вращались, на губах выступила пена.

Завыла собака. Ей вторила другая, третья, четвертая. От собачьего хора кровь леденела в жилах.

– Боги! Да что же с ним такое?

Надежда кинулась вперед.

– Дайте мне палку. Скорее!

– Какую палку? – визгнула крестьянка.

– Любую. Быстро!!! Он сейчас язык себе откусит!