Тщета: Собрание стихотворений
вернуться

Меркурьева Вера Александровна
Шрифт:

АСПЕКТ КОСМИЧЕСКИЙ

Могу ли я? о, если я спросила Себя – могу ли? значит, не могу. Но движет мной меня сильнее сила – Ее веленьям я ли небрегу? И песнь идет, и песне предстоящей Я радуюсь, как верному врагу. И вот – тропой, уклонно нисходящей, Невиданное близится лицо. Завесою прозрачности скользящей Его скрывает ауры яйцо. В дрожащей сети змеевидных нитей – Двойное удлиненное кольцо Безвидных глаз – всё жутче, всё открытей Слепое прояснение грозит Неотвратимым бытием событий. Гудящий – звон ли, стон ли он? таит Все тайны слов, все грани постиженья, Все яви снов, и боли всех обид, И смертного бессмертному прощенье. Слова ли то? ужели то слова – Согласных, гласных вод кипенье – пенье, И в них, и в них – все лики естества, И все еще не явленные лики Текут, и жизнь мертва, и смерть жива – По воле Господина и Владыки. Остер Хирурга неуклонный нож, Вскрывающий, под горестные крики, Печаль и радость, истину и ложь. И верен точный циркуль Геометра – Руки, не знавшей, что такое дрожь. И, как волна послушна зову ветра, И как земля пространству отдана, И домыслу художника палетра – Душа, одна, до дна обнажена И ждет – ножа, и циркуля, и кисти: Да отпадет всё, всё, что не она, Как выжженное, высохшее листье, Как старая, изношенная плоть — Возьми ее, и вскрой ее, очисти И дал ей – новой – новую милоть. Да умершей дыханием коснется – Бог или Дьявол, ей равно – Господь. И пытке воскрешенья предается Отпавшая, отторженная – вновь: Вся – из себя, в себе – дробится, рвется, Истомной боли проступает кровь. И взмолится душа в изнеможенье: И это – жизнь? и это есть – любовь? И тот же Лик, в последнем приближенье Явив сплетенье Розы и Креста, Ответит ей: – Зачатье и рожденье – Две стороны единого листа. Блаженна ты, блаженна между всеми: Ты скорбною землей была взята И, мертвая, прияла жизни семя. Смотри – умолкла буря, ветер стих, Мгновение прошло, настало Время, И в тишине твоей – родился стих. 19.XI.1917

АСПЕКТ ЛИРИЧЕСКИЙ

Благословен пославший нам страданье, Благословен, кто выстрадать помог. О, долгое, о, темное скитанье В скрещениях извилистых дорог. Но все пути, сплетенья и касанья Один венчал, один кончал порог – Порог закрытой двери у заката И траурная надпись: «без возврата». И спутники мои переступали Порог, за ними закрывалась дверь. И, уходя, в надежде и печали, Один шептал мне – «знай», другая – «верь». Но огненной печатью выжигали Мне на сердце они клеймо потерь. Я не прощала бросившим на горе, Я провожала в гневе и укоре. Где все слова – земные преломленья Пленительных, стремительных лучей? – Те, верные – обида искаженья. Те, светлые – тоска слепых ночей, Те, гордые – позора униженье, Те, тайные — хранилища ключей? Словами землю, небо, море мерьте, Но не коснитесь риз Любви и Смерти. И все-таки, соблазн великий в слове, Большая правда, истинная власть. Оно кует и плавит цепь условий, Оно родит и убивает страсть, Оно велит у смертных изголовий К последнему созвучию припасть, И только в нем, о, только в нем – дано нам Небесному служить земным каноном. Cor Ardens – Пламенеющее Сердце. Закрыв глаза, чуть трону: смертью – смерть. Cor Ardens – чаша крови страстотерпца, Распятием растерзанная твердь. Cor Ardens – двуединость слитных терций, Креста из роз обугленная жердь. Cor Ardens – отгорело «Без возврата», И «Неразлучно» стало у заката. Благословен пославший нам горенье, Благословен, кто нам помог сгореть. За все слова в безмерном приближенье, За «причаститься» вместо «умереть», За все – верней всего – недостиженья, За колокола треснувшую медь, За то, что сам отверг он искушенье Последнее и высшее – забвенье. Что может дать надломленная лира Тому, кто ведал тайная Даров? Вот – холод рук, коснувшихся потира, Вот – пламя глаз, увидевших покров, И слова цвет – хвалитная стихира, И сердца свет – к соцветию стихов – Ему, чей голос вестью был созвездной О розе – ране смертной и воскресной. 21.XI.1917

АСПЕКТ КОМИЧЕСКИЙ

Сквозь абажур струясь зеленый, Приятный свет ласкает взор. Хозяин, чинно благосклонный, Ведет свободный разговор. Иного мира зарубежник, Чудесный гость с иных планет, Он в православии – мятежник, И в философии – поэт. Склонясь над списками, читает Мои корявые стихи, И отпускная покрывает Эпитрахиль мои грехи. Он вяжет нить цитат и ссылок Метафизическим узлом «Трансцендентальных предпосылок» И ноуменальных аксиом. Единым свяжет пересказом Ученых книжек сотни две, И вот – заходит ум за разум В моей немудрой голове. В порывах страха безотчетных Не раз помянут царь Давид. – «За что ты мучаешь животных?» – Покорный взгляд мой говорит. Но подан ужин. Я немею, И тщетно время стерегу, И отказаться не умею, И оставаться не могу. Что делать смертным? участь нашу Мы можем только претерпеть – И прозаическую кашу Вкусить, как божескую снедь. Слились в узор платков ковровых И сердца стук, и бой часов, И лиц черты, знакомо новых, И звуки чуждых голосов. И я вздыхаю в думе праздной: О, слишком много красоты – Как хорошо с хозяйкой грязной Браниться дома у плиты. Не для меня высот Парнаса Неомраченный небосвод. И благо, что закрыта Лхаса Для богомольцев круглый год. Мы все у прошлого во власти, И плен скрывать – напрасный труд – Географических пристрастий, Теософических причуд. И всем нам свойственно при виде Снежинок – думать о листве, Мечтать в Москве об Атлантиде, Как на Кавказе – о Москве. И, всё чуждаяся фавора Из этих рук – не мне, не мне, – Я буду помнить свет Фавора В моем завешенном окне. 20.XI.1917

АСПЕКТ ЛЮЦИФЕРИЧЕСКИЙ

И кто-то странный по дороге

К нам пристает и говорит

О жертвенном, о мертвом Боге.

Cor Ardens I

Введение во круг

Простым и неискусным ладом Вечерних повестей начать – О том, как были двое рядом В одном, соблазн и благодать. О том, что умноженьем скорби Равно познанье бытию, Что верно сердце четкой орбе Своей – стальному лезвею. О том, что песен зеркалами Все зеркала повторены, Что стали дни – ночными снами, И стали днями — ночи сны. Что больше лик свой жизнь не прячет, Как сон, как призрак промелькнув – И улыбается, и плачет, Очаровав и обманув. О том, кто, дав дыханье мертвой, Испепелил живую ткань – Быть может, божескою жертвой, Быть может, в дьявольскую дань.

Бред I-й

Не хочет быть св язным, Явственным миф мой, Размеренно сказанным Невольницей-рифмой. Себе созвучный, Нескладный, бесчинный, Замучен, скрученный Извилиной змеиной. Язвит ужаленное – Занозой, не стигмой – Сверлит кандальное Железо стих мой. И этим – изломанным Прикоснуться – ржавым, Зазубренным, темным – К светам, державам? Ущерб, неуверенность – В полноем свершений? Своя соразмерность Всех искажений.

Соблазн II

Сны мои, мои ночи – Темные, вещие. Ярче видны, зорче Твари и вещи. Тот свет, тот зерцальный Вечером, утром – Славим, опечалены, Печальным и мудрым. Тот зов, тот нездешний Из-за плена решетки – Слышим, утешены, Утешным, кротким. Видим сердце, что сетью Уловляет наше – Виноградной ветвью, Жертвенной чашей. Тот Лик, тот восставший – Он, как мы, особенный, Прекрасный, отпавший, «Во всем подобный». Кем-то сказано – Бежать чарованья Великого соблазна – Великого знанья.

Сон III

Сны мои, мои бреды, Вещие, тайные – Мнитесь, поведав Бывшее – чаянным. Кто дал на руки Слово – держать крепко? Слово – огонь жаркий, Пальцы – из воска слепки. Слово мной обронено, Землею спрятано. Было огонь оно, Стало клад оно. Выну ль из-под спуда Ут аенное? Что оно, что? чудо? Солнца, ночи ли тайна? Жертва? страдание? Милость? истина? Не те названия, Всякое ненавистно. С тех пор в напасти я Ищу потерянное Мое слово власти, Мое верное.

Такт смежный

Сны мои, мои песни – Тление, таянье – Нет вас безвестней, Нет отчаяннее. Кто дал на руки Книгу цветнолистую? Страницы яркие Излистываю. Что буква встречная – Искрасна вспыхнет, В празелень отсвечена, Изморозью стихнет. Те буквы, которые На глазах – в пламени. Отведу взор я – Сизая мгла на них. Кто мне, беззащитной, Сжал сердце страхом? Книга, недочитанной, Рассыпалась прахом. С тех пор я тревожна, Отыскивая – Где книга брошена Моя цветнолистая.