Куфанец сглотнул и переглянулся со спутниками - те тоже успели вскочить на ноги.

Нужно бежать отсюда, мелькнуло в голове. Бежать. И доложиться в ставке. В широко раскрытых глазах Марваза и Рафика читались точно такие же мысли.

Бежать и доложить: слухи не врут! Плодородные земли аль-Ахсы и вправду обрабатывают тысячи и тысячи рабов! Причем наверняка - из угнанных в плен ашшаритов! А самое главное, несчастные живут хуже собак! Даже хуже селян в Фарсе, где землевладельцы издавна славились неискоренимой жесткостью и поборами! "Рабочая скотина!". О Всевышний, услышал бы это кто-нибудь в Куфе или в Ятрибе!

Ставка встретила их факельным светом и гомоном.

Протолкавшись к шесту со знаменем эмира верующих, Хунайн услышал звучный голос, ссылавшийся на какой-то мазхаб - кади, не иначе.

– Пропустите! У меня известия!
– изо всех сил работая локтями, лез вперед куфанец.

Выбравшись из толпы на свет, он понял, что известия этим вечером у всех одинаковы: на майдане в окружении панцирных джунгар сидели голые грязные люди, глядевшие в одну точку. Сковывавшая их длинная цепь поблескивала в песке, словно змея.

– Кто это?
– ахнул Хунайн.

– Ашшариты, из-под Васита, - теребя бороду, ответил смуглый до черноты ханетта.
– Карматы угнали, во время набега.

– Когда?

– Они не помнят, - пожал плечами парнишка.

А перед сидевшим на коврике кади стоял и размахивал руками дородный мужчина в белой рубашке. Местный.

Местный кричал:

– Клянусь Всевышним, я владею этими невольниками уже семь лет!..

Семь лет.

Семь лет обращенные в рабство верующие провели на цепи в сарае, возделывая здешние райские сады.

– Вот купчая на невольников! Мне их продали люди из Басры! Я заплатил налог, я заплатил десятину закята!
– сердито кричал упитанный мужчина, потрясая ворохом бумаг.

Законопослушный владелец садового инвентаря и рабочей скотины, похоже, тоже ни разу не ходил в поле и не брал в руки ни серпа, ни мотыги.

– Я поклянусь на Книге!

Кади переглядывался с седовласым старцем в серебряной шапочке законника. Факих затряс головой, и медные подвески шапочки зазвенели:

– Воистину, сие дело представляется очевидным! Сделка совершена законно, и мы не можем расторгнуть договор, заключенный согласно шарийа верующим ашшаритом!

Вокруг загомонили с новой силой.

Хунайн припомнил аромат сада. И шаркающие, звякающие шаги. Сколько людей в том сарае? Сорок душ, не меньше. А может, и больше. Они ж не сразу к дорожке подошли, не всех увидели. А усадьба у господина Аймана немаленькая, рабочих рук требуется много. В одном саду у него три водяных колеса...

Куфанец прикрыл глаза - и сделал шаг вперед, в освещенный факелами круг:

– Я выкупаю этого человека!

Хунайн ткнул пальцем в ближайшего к нему несчастного - тот даже не обернулся в его сторону, продолжая смотреть перед собой с бесконечной, тупой усталостью жвачного животного.

В общем гаме Хунайна не услышали. Тогда он поднял руки и заорал что есть мочи:

– Я выкупаю этого человека, о правоверные!

Куфанец вытащил из-за пояса кошелек с двадцатью дирхемами - все, что осталось от жалованья. Подошел к упитанному владельцу райской делянки и кинул тому под ноги:

– Вот, забирай.

Тот непонимающе вытаращился. Ну, хоть торговаться не стал. Кади заерзал на молитвенном коврике:

– Вам, уважаемый, выписать купчую? Или вы предпочтете отпустить этого человека на волю?

Хунайн ответил ему взглядом. Судья смешался и отвел глаза.

– Отковывайте вот этого, с краю, - вдруг потеряв запал ярости, пробормотал куфанец.

Они выплелись из ставки уже вчетвером - пустоглазый человек шел за ними, как голодная собака.

– Куда теперь?
– пробормотал Рафик.
– В шайтанскую усадьбу не пойду. Я лучше в канаве на ночь устроюсь.

А Марваз вдруг вздохнул и вытащил из рукава свой платок с деньгами:

– На.

И протянул худому человеку с полосатой спиной.

Рафик покачал головой и сделал то же самое:

– Держи.

Стеклянные глаза вдруг сморгнули - и открылись совсем осмысленными. Полными боли. И стыда.

Человек упал на колени, прижал к впалой груди свертки с деньгами и зарыдал: