Медведевич Ксения Павловна
Шрифт:
– Чего это с тобой, брат?
– испугался Марваз.
– Да уже легче, - покивал тот бесцветным лицом.
– Живот прихватило, думал, помру, орал тебе, ты меня волок, не слышал...
– А сейчас?
– еще больше испугался ятрибец.
– А сейчас вроде отпустило...
– вздохнул Халид.
И вдруг разрыдался:
– У меня жена была! Дети! На моих глазах! В такой ров! Всех с вилаята согнали, велели копать!
– васитец зашелся во всхлипываниях.
Потом продышался и застонал:
– А я, выходит, им сам яму вырыл! Целый день копали! Сын мне помогал!
И завыл, вцепившись руками в волосы:
– На моих глазах! По горлу ножом! Всех! Всех!..
На плечо Марвазу легла легкая, но цепкая рука. Сумеречный голос звякнул:
– Уведи его отсюда, каид. Этот человек уже достаточно повидал.
Марваз посмотрел на резво таскающих к воротам солому джунгар и кивнул.
Степняки деловито расклыдывали костры и подносили связки факелов.
– Уведи его далеко, - проговорил лаонец.
Желтые совиные глаза смотрели совершенно спокойно.
Небо уже погасло. В вилаяте тоже все прогорело - хотя особенно долго полыхало вокруг базарной площади. Черный остов башни страшно торчал над пожарищем, даже клубы дыма его не могли закрыть.
До лагеря дошли быстро, но лагерь - он же совсем близко. Когда аталайю подожгли, и в ней закричали, услышала вся округа. Халид заволновался - и его снова скрутило.
Лекарь-харранец невозмутимо свернул полотенце и закрыл сундучок со снадобьями. Потом так же невозмутимо сунул жгут из ткани васитцу в рот - чтобы тот кусал и не орал слишком сильно. Видно, живот у бедняги разболелся не на шутку.
Потом кивнул приятелям - отойдем, мол, подальше от несчастного страждущего, чтоб не мешать ему разговором.
– Говорите, почтеннейший, его отпустило незадолго перед этим?
– поинтересовался лекарь у Марваза.
Каид видел, как харранец щупал Халиду живот - пальцы как в камень упирались, всю брюшину свело.
– Да, - покивал каид.
– И живот был мягкий. А сейчас...
Хунайн и Рафиком тоже покивали - они васитцу по очереди живот щупали, радуясь, что все обошлось.
Лекарь молча протянул каиду бумажный сверток:
– Вот. Это все, чем я могу помочь.
– Что это?
– удивился Марваз.
– Пузырек. С соком белены.
– Что?!
Харранец бесстрастно смотрел каиду в глаза:
– Он провел несколько лет в рабстве?
– Да, и что?
– Видимо, голодал. Потому что нажил язву в желудке. А сегодня эту язву прорвало. Содержимое кишок сейчас плещется у бедняги в животе. Я ничем не могу помочь, но оставить человека медленно умирать в муках не позволяет совесть.
Коричневый бумажный сверток раздвоился у Марваза в глазах.
Хунайн тихо спросил:
– В воде развести?
– Да, - кивнул лекарь.
– Сколько?..
Куфанец не договорил, но все было ясно. Сколько будет умирать.
– Недолго. Он начнет бредить. Потом остановится дыхание. Другой травы, способной быстро похитить жизнь, у меня с собой нет.
Рафик, странно смаргивая, передал ученику лекаря мешочек с рисом - денег же не выдали, приходилось расплачиваться припасами. И вот еще мулов потеряли, с поклажей... Марваз потряс головой, прогоняя глупые мысли и снова посмотрел на сверток у себя на ладони. Лекарь поклонился и пошел прочь.
Халид застонал сквозь полотенце во рту.
Куфанец молча подошел и взял с раскрытой ладони каида невесомый пакетик.
У забросанной свежей землей оросительной канавы их встретила женщина - всклокоченная, в драной рубашке. Она пошатывалась, бродила вдоль влажной полосы чернозема и звонила в колокольчик.
Ветер рвал с шестов ленты, перечеркнутые камышинкой плетенки-веночки бешено крутились в сером, набухающем дымом воздухе.
По дороге гулял пыльный смерч, крутились соломины и сухие пальмовые листья.
Безумица улыбалась своим мыслям и раскачивала колокольчик над ухом, радостно слушая тонкие, тихие звоны.