Сочинения. В 2-х томах
вернуться

Клюев Николай Алексеевич
Шрифт:

(1927?)

386-389

СТИХИ О КОЛХОЗЕ

I

Саратовский косой закат —

Саратовский косой закат — Киргиз в дубленом малахае… В каком неведомом Китае Цветет овечий этот сад?! Под мериносовым закатом За голубым полынным скатом Пастушеской иглой киргиз Сшивает малахай из лис. Бреду соломенной деревней — Вон ком земли, седой и древний, Читает вести про Китай. «Здорово, дед!» — «Здорово, милай!..» Не одолеет и могила Золотогрудый каравай! Порхает в строчках попугай, И веет ветер Индостана, — То львиная целится рана — Твоя, мой пестрый Парагвай! Но эта серость, соль, сермяга, Как в зной ручей на дне оврага, Который год пленяют нас! — То, окунув в струи копытца, Не может сказке надивиться Родной овечий Китоврас!

II

На просини рябины рдяны

На просини рябины рдяны. Трещат сороками бурьяны, И на опушке дух груздей. Какие тучные запашки! Ковриги будут и алажки! Плеск ложек в океане щей! Сегодня батькина пирушка, — На петуха бранится клушка, Что снова понесла яйцо, А именинник под навесом Глядит, как облачко над лесом Румянит ситное лицо, Как золоченую ковригу Скатили сумерки за ригу — Знать, испеклась за потный день! Глядит из-под навеса батя На скирд непочатые рати, На зори новых деревень. Какая молодость и статность! Не уязвила бы превратность Пшенично-яростного льва! Скулят волчатами слова И точат кости запятые… Татарщина и Византия — Извечная плакун-трава! По сытым избам комсомол — Малиной ландышевый дол Цветет зазвонисто и сладко. Недаром тяжковатый батька Железным клювом бьет зарю, Где осенница у покосьев Из рдяных гроздьев и колосьев Венок сплетает октябрю.

III

В ударной бригаде был сокол Иван,

В ударной бригаде был сокол Иван, Артемий беркут, буревестник Степан, Привольные птицы земли не в изъян! За пот трудовой подарил им колхоз Прибоем пшеницы, пучиной овес С горою гречихи и розовых прос! Дозорным орлам похвала не нужна, — Зажмурилось солнце, глазеет луна, Что в золоте хлебном родная страна! У девушек наших пшеничный загар, — Залить только песней вишневый пожар, Но ждет и орленка нещадный удар! Шептались березы под мягкой луной, И перепел тренькал за дымкой ночной. Кто не был влюбленным пролетней порой?! Как в смуглые борозды житный суслон, Красавец Иван в Катерину влюблен, Под лунной березкой задумался он! Республики дети суровы на вид, Но сердце улыбкой и счастьем звенит От меда стогов и похмелья ракит! Таков крепкогрудый и юный Иван… Но что это? Выстрел прорезал туман!.. Кровавою брагой упился бурьян! Погасла луна, и содрогнулась мгла, — Коварная пуля сразила орла, Он руки раскинул — два сизых крыла! Зловещую ночь не забудет колхоз!.. Под плач перепелок желтеет овес, Одна Катерина чужая для слез. Она лишь по брови надвинула плат, И доит буренок, и холит телят, Уж в роще синицей свистит листопад. Отпраздновал осень на славу колхоз. И прозван «Орлиным» за буйный покос, За море пшеницы и розовых прос! В ударной бригаде был сокол Иван. Он крылья раскинул в октябрьский туман, Где бури да ливни косые! Где вьюгой на саван спрядая кудель, В болота глядится недужная ель — В былое былая Россия!

IV

В алых бусах из вишен,

В алых бусах из вишен, Из антоновки рудой Ходит кто-то запрудой, — Над Байкалом и Судой Шаг серебряный слышен: «Я — смуглянка Октябрина, У меня полна корзина: Львиный зев и ноготки — Искрометные венки! Но кому цветы подаришь Без весенней нежной яри, Незабудок, бледных роз? Понесу цветы в колхоз! Там сегодня именины — Небывалые отжины, Океан каленых щей Ждет прилета журавлей! И летят несметной силой От соломенного Нила, От ячменных островов Стаи праздничных снопов! Заплетет снопу бородушку — Помянуть лихую долюшку: Нивка, нивка, Отдай мою силку! Слава, кто костями лег За матерый братский стог! Лист кленовый тучно ал, Кроет Суду и Урал. Это вещие пороши, Мой пригожий, мой хороший, Из колхоза суженый, Зазывает ужинать, Подивиться морю щей, С плеском ложек-лебедей! Слава лебедю алому, Всем горам с перевалами, Петуху с наседками, Молодице с детками! Дружным дедам, добрым бабам, От Алтая и до Лабы, До пшеничных берегов Короб песен и цветов!»

(1932)

390

ПИСЬМО ХУДОЖНИКУ АНАТОЛИЮ ЯРУ

В разлуке жизнь обозревая, То улыбаясь, то рыдая, Кляня, заламывая пальцы, Я слушаю глухие скальцы Набухлых и холодных жил; — Так меж затерянных могил Ворчит осенняя вода. Моя славянская звезда, Узорная и избяная, Орлицей воспарив из рая, Скатилася на птичий двор, Где властелин — корявый сор С пометом — закорузлым другом, Ку-ку-ре-ку и кряки цугом От перегноя до нашеста… Не чудо ль? Родина-невеста Рядно повыткала из стали! Но молоты ковать устали В сердечной кузнице секиру: Их стон не укоризна пиру, Где в мертвой пляске Саломея. Ах, жигулевская Рассея, Ужели в лямке бурлаки?! У риторической строки Я поверну ишачью шею И росной резедой повею Воспоминаний, встреч, разлуки! По-пушкински созвучьем «руки» Чиня былые корабли, Чтоб потянулись журавли С моих болот в твое нагорье. Там облако купает в море [Строй] розовеньких облачат, И скалы забрели назад В расплавы меди, охры, зели… Ты помнишь ли на Вятке ели, Избу над пихтовым обрывом? Тебе под двадцать, я же сивым Был поцелован голубком, Слегка запороша снежком, Как первопуток на погост. Смолистый хвойный алконост Нам вести приносил из рая, В уху ершовую ныряя, В твою палитру, где лазори, Чтоб молодость на косогоре Не повстречала сорок пугал — Мои года, что гонит вьюга На полюс ледяным кнутом. Лесное утро лебедком Полощется в моей ладони, И словно тучи смерти кони В попонах черных ржут далече. Какие у березки речи, У ласточки какие числа? У девичьего коромысла Есть дума по воду ходить Поэту же — любить, любить И пихты черпать шляпой, ухом По вятским турицам-краюхам. Полесным рогом трубит печень. Теперь бы у матерой печи Послушать как бубнят поленья Про баснословные селенья, Куда в алмазнорудый бор Не прокрадется волк-топор Пожрать ветвистого оленя. Ведь в каждом тлеющем полене Живут глухарь, лосята, белки! Свои земные посиделки Я допрядаю без тебя; И сердце заступом дробя, Под лопухи, глухой суглинок, Костлявый не пытает инок Моих свирелей и волынок — Как я молился, пел, любил. Средь неоплаканных могил Ты побредешь на холмик дикий, И под косынкой земляники Усмотришь смуглую праматерь. Так некогда в родимой хате, С полатей выглянув украдкой, В углу под синею лампадкой Я видел бабушку за прялкой: Она казалася русалкой, И омут глаз качал луну… Но памятью не ту струну Я тронул на волшебной лютне Под ветром, зайца бесприютней. Я щедр лишь бедностью стапесней. Теперь в Москве, на Красной Пресне, В подвальце, как в гнезде гусином, Томлюсь любовницей иль сыном — Не все ль равно? В гнезде тепленько, То сизовато, то аленько, Смежают сумерки зенки. Прости! Прости! В разлив реки Я распахну оконце вежи И выплыву на пенный стрежень Под трубы солнца, трав и бора — И это будет скоро, скоро! Уж черный инок заступ точит На сердца россыпи и ночи, И веет свежестью речной, Плотами, теплою сосной, Как на влюбленной в сказку Вятке; А синий огонек лампадки По детству — бабушку мне кажет Подводную, за лунной пряжей. С ней сорок полных веретён Стучатся в белокрылый сон, Последнее с сапфирной нитью — К желанной встрече и отплытью!

19 ноября 1932

391

Среди цветов купаве цвесть

Среди цветов купаве цвесть Не приведется в милом поле: Она у озера в неволе, Чтоб водяницам мерды плесть Иль под берестяной луной Грустить за пряжей голубой. Лишь у пузатого сома, Где слюдяные терема Таят берилла груды зерен Купава позабудет горе И, чашей запрокинув груди, Сома увидит на запруде: С зеленой лунной бородищей Он лапушку свою отыщет И приголубит слаще ката — Неотвратимо, без возврата. И будет лебединый чёлн Подводным узорочьем полн Живыми рыбьими слезами И полноводными стихами, Где звездный ковш, гусиный спор И синий времени шатер. В шатре разлапушка-купава, Сома бессмертная забава. Не о тебе ли, мой цветок, Пора журчит, как ручеек, Лесную сказку про кувшинку, И под сердечную волынку Рождает ландышами строки, Что сом — поэт подводноокий?! И что ему под пятьдесят, Тебе же скряга-листопад Лишь двадцать отсчитал монет — Веселых, золотистых лет, Похожих на речных форелей. Я попряду свои кудели, Быть может, через год проточный, Чтобы любить тебя заочно, Тростинку; птичка горихвостка, Не медли укоризной жесткой — Гарпун нестрашен для сома; Тебе речные терема, Стихов жемчужная верея. Пусть на груди моей лилея Сплетется с веткою сосновой, Как символ юности и слова И что берестяные глуби По саван лебедя голубят!

(1932–1933)

392

Ночной комар — далекий эвон

Ночной комар — далекий эвон, На Светлояре белый сон, От пугал темени заслон, И от кладбищенских ворон Мечте, как лебедю затон. Дон-дон! Дуб — ухо, и сосна другое, Одно лицо, сосец же хвои Роняют в ночи глубину И по ее пустому дну Влачат зеленые лохмотья. Не бездне ли вручаю плоть я, А разум — звездам — палым розам, Что за окном чумацким возом Пристали, осью верезжа? То в зале сердца вальс забытый, Я к сорока, как визг ножа, Познал словесного ежа, Как знал в младенчестве ракиты. Культура — вечная вдова, Супруг поженится в Мемфисе, — Оскалом тигра, хваткой рыси Цветут дикарские слова. И таборною головней Грозят пришелице ночной: — Уйди, колдунья! У-гу-гу! — Подсела ближе к очагу, И пальцы синие в опалах Костра лесного лижут жала. Ляс, ляс… плю, плю… Ужель вдовицу полюблю Я, первоцвет из Костромы, Румяный Лель — исчадье тьмы. — Уйди, старуха! — Злой комар В моем мозгу раздул пожар, Горю, товарищи, горю! И ненавижу и люблю Затоны лунные — опалы, Где муза крылья искупала Лебяжьи с сыченой капелью, С речным разливом по апрелю, С малиновым калужным словом И с соловьем в кусту ольховом. Прости, родимое, прости! Я с новым посохом в пути, Змеиным, в яростных опалах И в каплях крови черно-алых, Иду в неведомые залы, Где легковейней опахалы, Струится вальс — ночной комар — На биллион влюбленных пар!

(1932–1933)

393

Под пятьдесят пьянее розы,

Под пятьдесят пьянее розы, Дремотней лён, синей фиалки, Пряней, землистей резеда, Как будто взрыто для посева Моим племянником веселым Дерно у старого пруда; Как будто в домик под бузиной Приехала на хлябких дрожках С погоста мама. Солнце спит Теленком рыжим на дорожке, И веет гроздью терпкой винной От бухлых слизистых ракит. Все чудится раскат копыт По кремню непробудных плит. От вавилонских городов Шмелиной цитрой меж цветов Теленькают воспоминанья. Преодолел земную грань я, Сломал у времени замок, Похожий на засов церковный, И новобрачною поповной Вхожу в заветный теремок, Где суженый, как пастушок, Запрячет душу в кузовок, Чтоб пахли звезды резедой, Стихи же — полою водой, Плотами, буйным икрометом, Гаданьем девичьим по сотам: Чет, нечет, лапушка иль данник? Как будто юноша-племянник Дерно у старого пруда Веселым заступом корчует, А сам поет, в ладони дует, Готовя вереску и льну Пятидесятую весну!