Сочинения. В 2-х томах
вернуться

Клюев Николай Алексеевич
Шрифт:

(1905)

352

ПОЭТ

Наружный я и зол и грешен, Неосязаемый — пречист, Мной мрак полуночи кромешен, И от меня закат лучист. Я смехом солнечным младенца Пустыню жизни оживлю И жажду душ из чаши сердца Вином певучим утолю. Так на рассвете вдохновенья В слепом безумьи грезил я, И вот предтечею забвенья Шипит могильная змея. Рыдает колокол усопший Над прахом выветренных плит, И на кресте венок поблекший Улыбкой солнце золотит.

(1905?)

353

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Посвящается Е.Д.

Пусть победней и сумрачней своды, Глуше стоны замученных жертв, Кто провидит грядущие годы, Тот за дверью могилы не мертв! Не тебе ль эту песню, голубка, Я в былом недалеком певал: — Бился парус… Стремительно шлюпка Рассекала бушующий вал. И так много кипело отваги В необъятной, как море, груди. Мы с тобою, как вещие маги. Прозревали миры впереди. Не хотелось к утесу причалить… Всё лететь по волнам без конца, Чтобы явью земли не печалить Твоего дорогого лица. В дни потерь и большого унынья Я глухое предчувствье таю, Что волнам приобщила стихия Обреченную душу твою. Что желанью тревожному вторя, Как навеки прощальный поклон, Долетит до родимого моря Твой предсмертный, рыдающий стон.

(1905?)

354

Рота за ротой проходят полки –

Рота за ротой проходят полки — Конница, пушки, пехота; Кажутся сетью блестящей штыки, Кровью — погон позолота. Трубы торжественно маршем старинным Дух утомленный обманно бодрят, Мимо острога по улицам длинным Роты к вокзалам спешат. Там наготове, окутаны паром, Чудищем черным стоят поезда, Веет с полян отдаленным пожаром, Словно за ними горят города. Словно за гранью полян одичалых Гений возмездья сигналы зажег… Взводы шагают, зовет запоздалых Жалкой свирелью горниста рожок. Эхом ответным свистят паровозы, Дробных шагов заглушая молву, Сбылись ночные зловещие грезы, Сбылись кровавые сны наяву. Скоро по лону полей торопливо Воинский поезд помчится гремя, Заяц метнется в кусты боязливо, В встречной деревне заплачет дитя.

(1905?)

355

Плещут холодные волны,

Плещут холодные волны, Стонут и плачут навзрыд. Гневным отчаяньем полны, Бьются о серый гранит. С шумом назад отступают, Белою пеной вскипев. Скалы их горя не знают, Им непонятен их гнев. Знает лишь вечер кручину Бездны зыбучей морской, — Мертвым сегодня в пучину Брошен матрос молодой. Был он свободный душою, Крепко отчизну любил, Братской замучен рукою, Сном непробудным почил. Стихло безумное горе, Умерло сердце в груди, Тяжко вздымается море, Бурю суля впереди. Бьются у берега шлюпки, Стонут сирены во мгле, Белые волны-голубки Стаей несутся к земле. Шлют берегам укоризны В песне немолчной своей… Много у бедной отчизны Павших безвинно детей!

(1905)

356

КАЗАРМА

Казарма мрачная с промерзшими стенами, С недвижной полутьмой зияющих углов, Где зреют злые сны осенними ночами Под хриплый перезвон недремлющих часов, — Во сне и наяву встает из-за тумана Руиной мрачною из пропасти она, Как остров дикарей на глади океана Полна зловещих чар и ужасов полна. Казарма дикая, подобная острогу, Кровавою мечтой мне в душу залегла, Ей молодость моя как некоему богу Вечерней жертвою принесена была. И часто в тишине полночи бездыханной Мерещится мне въявь военных плацев гладь, Глухой раскат шагов и рокот барабанный — Губительный сигнал: идти и убивать. Но рядом клик другой могучее сторицей, Рассеивая сны, доносится из тьмы: — Сто раз убей себя, но не живи убийцей, Несчастное дитя казармы и тюрьмы!

(1907)

357

НА ЧАСАХ

На часах у стен тюремных, У окованных ворот, Скучно в думах неизбежных Ночь унылая идет. Вдалеке волшебный город Весь сияющий в огнях, Здесь же плит гранитных холод, Да засовы на дверях. Острый месяц в тучах тонет, Как обломок палаша; В каждом камне, мнится, стонет Заключенная душа. Стонут, бьются души в узах В безучастной тишине. Все в рабочих синих блузах, Земляки по крови мне. Закипает в сердце глухо Яд пережитых обид… Мать, родимая старуха, Мнится, в сумраке стоит. К ранцу жалостно и тупо Припадает головой… Одиночки, как уступы, Громоздятся надо мной. Словно глаз лукаво-грубый, За спиной блестит ружье, И не знаю я кому бы Горе высказать свое. Жизнь безвинно молодую Загубить в расцвете жаль, — Неотступно песню злую За спиною шепчет сталь. Шелестит зловеще дуло: Не корись лихой судьбе. На исходе караула В сердце выстрели себе. И умри безумно молод, Тяготенье кончи дней… За тюрьмой волшебный город Светит тысячью огней. И огни, как бриллианты, Блесток радужных поток… Бьют унылые куранты Череды унылой срок.

(1907)

358

ПЕСНЬ УТЕШЕНИЯ

Что вы, други, приуныли, Закручинились о чем, О безвестной ли могиле, Аль о рае золотом? О житейском хлебе-соли, — Изобильном животе, Аль от мук гвоздиной боли На невидимом кресте? Запеклися кровью губы, Жизнь иссякла в телесах… Веют ангельские трубы В громозвучных небесах. Пробудитесь, светы— други, Иисусовы птенцы, Обрядитеся в кольчуги, Навострите кладенцы! Град наш сумрачною тучей Обложила вражья рать: Кто прекрасней и могучей Поединок зачинать? Победительные громы До седьмых дойдут небес, Заградит твердынь проломы Серафимских копий лес. Что, собратья, приуныли, Оскудели моготой? Расплесните перья крылий, Просияйте молоньей. — Красотой затмите зори, Славу звезд, луны чертог, Как бывало на Фаворе У Христовых, чистых ног.

(1912).

359

Правда ль, други, что на свете

Правда ль, други, что на свете Есть чудесная страна, Где ни бури и ни сети Не мутят речного дна. Где не жнется супостатом Всколосившаяся новь, И сумой да казематом Не карается любовь. Мать не плачется о сыне, Что безвременно погиб, И в седой морской пучине Стал добычей хищных рыб… Где безбурные закаты Не мрачат сиянья дня, Благосенны кущи-хаты И приветны без огня. Поразмыслите-ка, други, Отчего ж в краю у нас Застят таежные вьюги Зори красные от глаз? От невзгод черны избушки, В поле падаль и навоз, Да вихрастые макушки Никлых, стонущих берез? Да маячат зубья борон, Лебеду суля за труд, Облака, как черный ворон, Темь ненастную несут?