Неизвестно
Шрифт:
– Папка, что же там, покажи, пожалуйста!
– Дома Софа превратилась в нетерпеливого и немного капризного, потому что всеми любимого, ребенка.
Михаил Моисеевич распутал банты, открыл коробку, а в ней оказалась другая, с надписью на немецком.
– О!
– Восхищение звучало в возгласе Михаила Моисеевича.
– Не может быть!
Спешно он вскрыл вторую коробку, и заинтригованные женщины увидели новенький, немецкого производства, хирургический набор стоматолога.
– Дай я тебя. дай я тебя расцелую, дорогой мой Натанчик!
– счастливейшим голосом говорил отец Софы, известнейший в городе стоматолог.
– Спасибо тебе, еще раз спасибо, еще раз спасибо и миллион раз спасибо!
И он благодарно целовал Ликера, а тот, улыбаясь, обнимал доктора, приговаривая:
– И вам спасибо, доктор, рвите зубы на здоровье, всем подряд!
– Давайте, доктор, прямо сейчас с господина Ликера и начнем!
– с доброжелательностью гюрзы ввернула Дина.
– Отчего ко мне с вашей стороны столько сердечности и внимания?
– продолжая улыбаться, ответил Натан.
– Настоящие мужчины вашего возраста в эту минуту насмерть бьются с врагом, зубами его рвут!
– Но у меня нет врагов, - миролюбиво произнес Ликер, пожимая сильными плечами.
– А зубами я предпочитаю тщательно пережевывать вкусную пищу. Видите, сколько здесь ее приготовлено умелыми руками Розы Абрамовны.
– И галантно поцеловал пухлые, в ямочках, ручки хозяйки дома.
Дина покраснела от ярости, отвернулась от молодого человека. А он под приглашения хозяйки спокойно накладывал себе в тарелку разнообразную вкуснятину.
– Софочка и Диночка, пока добрались до Слонима, такое повидали!
– Поясняющим тоном говорил Михаил Моисеевич, обращаясь главным образом к Ликеру.
– У них на глазах немцы убили тетю Сарру, девочки и сами чуть не погибли. Натерпелись - не всякому мужчине такое дано пережить.
– Тем более, если этот мужчина подобен улитке, живущей в своей раковине, - проскрипела Дина.
– Дина считает, что молодежь и в оккупации должна активно бороться с фашистами. Что нужно организовать подпольный отряд сопротивления, а не ждать, когда они нас загонят в гетто и всех перебьют, - тоном убежденности в правоте своей подруги сказала Софа.
Ликер коротко глянул на Дину.
– Какое подполье, девочки?
– прошептал Михаил Моисеевич.
– Детские разговоры, комсомольские сказки. Видите, как у немцев все организовано - мигом разоблачат, и тогда уж точно жди беды. А так. Немцы с 24 июня в городе, а сегодня 16 июля. Скоро месяц, а все тихо и спокойно. И какое в Слониме может быть гетто? Ведь гетто - это выделение малой территории из большой и поселение там какой-то группы людей. А как такое гетто устроить в Слониме, если здесь из двадцати пяти тысяч человек населения шестнадцать тысяч евреев? Что, весь город превращать в гетто и выселять из него неевреев? Смешно сказать! А немцы люди умные, практичные, они это поняли, конечно, и, видимо, решили ничего не предпринимать. Во всяком случае, пока население города ведет себя тихо и спокойно, сами немцы навряд ли станут применять репрессивные меры. Так что без глупостей, девочки. Всякие разговоры о подполье для немцев могут стать поводом, провоцирующим их на резкие шаги. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.
– А вы что об этом думаете, господин Ликер-Водкин? Вы все время едите, едите, словно вас месяц не кормили, - агрессивно сказала Дина.
Прожевав очередной кусок, Натан Ликер очень спокойно взглянул на Дину.
– Во время приема пищи думать о чем-либо кроме самой пищи в целях улучшения пищеварения не рекомендуется. Правильно, доктор?
– Тот энергично закивал.
– Вот я ни о чем и не думаю.
– Надеетесь прожить сто лет?
– Хотелось бы.
– Не получится. Не позже чем к Новому году немцы вас, скорее всего, повесят.
– Это отчего же?
– без тени эмоций спросил Ликер.
– Оттого что много едите. Вы весь их поганый рейх способны объесть. Они вас ликвидируют как угрозу своей продовольственной безопасности.
Чуть помедлив, Ликер прямо и серьезно взглянул на Дину.
– Вот вы так молоды, я бы сказал - юны. И очень красивы. Но очень раздражительны и несдержанны. А еще собираетесь бороться с немцами в подполье. С таким подходом к делу ничего у вас не получится. На войне надо обладать выдержкой.
– Как вы, что ли?
– скорчив ехидную гримассу, сказала Дина.
– Как Кутузов Михаил Илларионович.
– Не прячьтесь за имя великого полководца!
– Я у него учусь. А не повесят меня немцы по той простой причине, что я высококлассный электрик и радиомастер. Я им очень нужен.
– Ах, скажите, пожалуйста! А еврейская звезда на груди не жжет сердце?
Дину всю трясло от злобы на этого молодого инфантильного здоровяка. После
своих слов о нужности немцам, он ей казался гаже и ненавистнее самих немцев. Ей хотелось плюнуть в него, встать и уйти. Или закричать на этого негодяя, бросить в него тарелкой и выгнать из-за стола вон - она еле сдерживалась, чтоб не сорваться и не сделать этого. Но она была не у себя дома и не хотела портить праздник Михаилу Моисеевичу. Софа и ее родители видели, что происходит с Диной, и с расстроенными лицами напряженно ожидали, чем все кончится.
Один Ликер оставался спокоен. Он налил всем в фужеры вина и поднялся с бокалом в руке.
– Хочу выпить за вас, Михаил Моисеевич, за ваши умелые руки врачевателя, за гуманизм вашей профессии.
– И выпил.
Еще раз поцеловав ручки Розе Абрамовне, он ушел.
Михаил Моисеевич, облегченно вздохнув - все обошлось без эксцессов, опять принялся наигрывать на гитаре.
– Диночка, ты не совсем права относительно Натанчика. Он славный человек, - пропел именинник под звон струн.