Сначала ничего не происходит.

А потом я чувствую это. Даже скрытая в темноте, я могу утверждать, что вот она, здесь. Некая маленькая частичка меня, которая всегда-всегда свободна.

– Я смогу, - говорю я громко.

– Сможешь, - повторяет за мной Кай, и я продолжаю двигаться, и, наконец, чувствую свободное пространство вокруг меня, много воздуха и место, чтобы подняться на ноги.

Где это мы?

Из темноты всплывают очертания предметов, освещаемые крохотными голубыми огоньками на полу пещеры, сияющими, как маленькие капельки дождя. Но, конечно же, они лежат слишком упорядочено, чтобы быть упавшими.

Другие огни освещают высокие прозрачные стеллажи и аппаратуру, которая жужжит, регулируя температуру внутри каменных стен. Все, что я вижу перед собой, это Общество: классификация, организация, калькуляция.

Кто-то движется, и дыхание почти перехватывает, когда я вспоминаю. Хантер.

– Она такая огромная, - говорю я ему, и он согласно кивает.

– Мы здесь собирались раньше, - тихо произносит он.
– И не были первыми. Каверна - очень старое место.

Я задрожала, взглянув вверх. Обширное пространство стен замуровало в свою толщу останки умерших животных и кости зверей, поймало все в камень, который прежде был землей. Это место существовало задолго до эпохи Общества. Возможно, даже до того, как появились люди.

Следующим в пещеру вползает Кай, стряхивая пыль с волос. Я подхожу к нему и трогаю ладони, они холодны и грубы, но совсем не похожи на камень.
– Спасибо, что помог мне, - шепчу я ему куда-то в теплую шею. Я отстраняюсь, и тогда он видит, что здесь находится.

– Это Общество, - говорит Кай, и его голос так же тих, как и сама Каверна. Большими шагами он пересекает пещеру, мы с Хантером следуем за ним. Кай кладет руку на дверь, находящуюся на другом конце помещения.
– Стальная, - говорит он.

– Должно быть, их здесь нет, - голос Хантера звучит напряженно.

Это выглядит так неправильно: покрывало стерильности и Общество, управляющее землей и живыми организмами. Общество также не должно было вмешиваться в наши отношения с Каем, думаю я, вспоминая, как моя чиновница говорила, что им известно все. Общество проникает всюду, заползает в трещину, водой капля за каплей точит скалу, пока даже камню не остается иного выбора, как изменить форму и стать полым.

– Я хочу знать, за что они убили нас, - говорит Хантер, указывая на стеллажи. Они все забиты пробирками. Ряды и ряды пробирок, блестящих в голубом свете. Прекрасно, как будто море, воображаю я.

В пещере появляется Инди. Ее глаза широко распахиваются, когда она смотрит по сторонам.
– Так что же они такое?
– изумляется она.

– Дайте-ка я взгляну на это поближе, - говорю я, пробираясь между двумя рядами пробирок. Кай идет со мной. Я провожу рукой по стеллажам, сделанным из гладкого прозрачного пластика. К моему удивлению, они не заперты на замок, и я распахиваю один из них, чтобы лучше разглядеть. Открываясь, он издает тихое шипение, а я пристально гляжу на пробирки, стоящие передо мной: одинаково поражает воображение, как их однообразие, так и широта выбора.

Я не хочу трогать пробирки, на тот случай, если Общество имеет какую-то систему тревоги, поэтому просто вытягиваю шею, чтобы увидеть информацию на пробирке, стоящей в середине ряда. ХАНОВЕР, МАРКУС. ПК. Первое это, естественно, имя, второе - аббревиатура слов провинция Кейя. Ниже аббревиатуры выгравированы две даты и штрих-код.

Это образцы тканей людей, похороненных в земле, кости давно умерших животных, и давно окаменевшие морские отложения. Ряды стеклянных пробирок, похожих на ту, что осталась после дедушки, и которая содержала образец его тканей.

Несмотря на истощение и усталость, я чувствую, как в моем сортирующем уме крутятся колесики, готовясь к действиям. Я пытаюсь осмыслить то, что вижу, эти цифры передо мной. Эта пещера – центр сохранения, случайного или нарочного, различных окаменелостей, заключенных в стенах, и тканей, запечатанных в пробирках.

Почему здесь? удивляюсь я. Почему так далеко, на самом краю Общества? Несомненно, есть и лучшие места, целые десятки мест. Это какая-то противоположность кладбищу. Иной способ сказать прощай. И я понимаю это. Хотя я желаю, чтобы такого не происходило, но, с другой стороны, нахожу в этом больше здравого смысла, чем в захоронении людей в земле навечно, таким способом, как это делают фермеры.

– Это образцы тканей, - говорю я Каю.
– Но зачем понадобилось Обществу хранить их здесь?
– меня пробирает дрожь, и Кай обнимает меня одной рукой.

– Я понимаю, - говорит он.

Но он не понимает.

Каньону все равно.

Мы живем и умираем, превращаемся в камень и гнием в земле, тонем в море или рассыпаемся в прах, но Каньону до этого нет никакого дела. Мы придем и уйдем. Общество придет и уйдет. А ущелья будут продолжать жить.

– Ты знаешь, что это такое, да?
– спрашивает Хантер. Несколько секунд смотрю на него. Что должен думать о подобной вещи тот, кто никогда даже не жил в пределах Общества?