— Богатые?

— Не, больше спесью берут. Говорят про них: собирается, как поляк на войну. Все лучшее нацепит на себя и вперед, чтобы издалека видели, кто на войну вышел. Немецкие танки саблями секли. А так богатства особенного нет. Да у нас белорусы кругом, поляки только начальниками. Войты, судьи, полицаи… Паны и подпанки.

— А войско ихнее? Как с техникой?

— Ну, тоже есть поговорка. «Войско польско цалковито змоторизовано: вшистке жолнежи на роверах, пан поручник на мотоциклювцы».

— Как-как?

— Солдаты на велосипедах, пан офицер на мотоцикле…

Палата захохотала.

— Ладно, земляк, — постучал по гипсу на его ноге Василь. — Может, увидимся. Будут уговаривать в польское войско, не соглашайся. Пускай сами на своих роверах… Ты ведь у нас ученый человек, четыре класса одолел?

— А что, их четыре не ровня нашим семи.

— Ну, тогда до встречи в Войске.

В коридоре Василь столкнулся с сестрой Ниной.

— Прости-прощай, дорогая, мне тебя никогда не забыть… — обнял ее за гибкую спину. — Так и не удалось темной ночкой погулять?

— Много вас таких шляется, — фыркнула Нина, но остановилась, поправляя на груди халат. — Заскучал без фронта?

— Возьмем Берлин — вернусь. Какой, говоришь, у тебя адрес?

— Третий дом за первым углом… Лети уж, все равно не напишешь.

— Гадом буду… — И осекся, увидев на круглой скуле слезинку. — Дай поцелую на прощанье…

Но девушка вывернулась и влетела в комнату старшей сестры.

Вот тебе и на… К завскладом Василь пришел хмурый.

— Сохранил то, что надо?

— А как же! — засуетился Абрамович. — Наше слово закон.

— Это хорошо…

Василь привычно осмотрел автомат, проверил затвор. Все в порядке, даже магазин полон.

— Разбогатею — рассчитаюсь, — повернулся он к старшине.

— Ничего не надо! — поднял тот руки, будто сдаваясь в плен. — Разве мы не понимаем?

Ну что ж, спасибо этому дому, пошли к другому.

А на выходе из госпиталя старшего группы уже ждала команда, девять бойцов, один другого моложе.

— Ну что, недобитки? — оглядел их Василь. — Настоящие поляки среди вас есть?

— Естэм поляк, — сделал шаг вперед высокий чернявый парень, подтянутый, старательно выбритый, в холодных голубых глазах спрятана усмешка.

— Из самой Польши?! — удивился Василь.

— Из-под Гродно, родители католики.

— Ясно… Ну а остальные?

— Белорусы, — отозвался за всех белобрысый ефрейтор с редкими усиками под широким носом картошкой.

— Как фамилия?

— Корневич.

— А ваша? — повернулся Василь к поляку.

— Франэк Томашевски.

— Франэк? — хмыкнул Василь. — Это что, Фриц по-нашему?

— Франц, — заиграл тот желваками.

— Так вот, товарищ Франц, — достал из нагрудного кармана бумаги Василь, — это сопроводительные документы. Ферштеен? Документы на всю вашу группу. Тебе все равно подаваться в польское войско, так что принимай командование — и вперед. Яволь? А мне в другую сторону. Ну, что смотришь, как баран? Тут все написано, куда явиться, когда… Командиром тебя назначаю, понял?

И силой вложил ему в руки документы.

— А мы? — выскочил из-за Томашевского Корневич. — Мы как?

— Вы как хотите. — Василь закинул за плечо мешок с консервами, тоже выданный Абрамовичем. — Вам, мужики, в одну сторону, мне в другую. Дело у меня.

И быстро зашагал к воротам, боясь, что кто-нибудь из команды поднимет крик.

— Земляк, я с тобой! — послышался сзади топот. — Не хочу к полякам!..

Запыхавшийся Корневич умоляюще заглядывал в глаза, комкал в руке пилотку.

— Иваном зовут? — осмотрел его с головы до ног Василь.

— Так точно! — радостно улыбнулся тот.

— Ну пойдем, Ванька.

— А я знаю, кто вы, — признался ему в спину Корневич. — Разведчик-диверсант.

— Знаешь — молчи, бьют — убегай, — посоветовал Василь.

На станции им довольно быстро повезло, влезли в теплушку к артиллеристам, ехавшим до узловой станции на переформировку.

— А нам дальше и не надо, — растолковал Корневичу Василь. — Оттуда до моей станицы пешком дотопаем.