– Ты чего?! – вскинулся он. – Чё я сделал-то?! По-человечески попросил…

– Так ты сперва человеком обратно стань, – посоветовал Серафим, – а потом и знакомь знакомых людей. И вообще… знаешь, Денис…

– Ну, чего?

– Обходи-ка ты меня стороной. Трудно мне с тобой разговаривать, – тихо сказал Серафим.

– Почему это? – насупился Enter.

Он знал, что лучше не продолжать, но не мог остановиться вызывать на себя шрапнель колких слов. Заслужил, чего уж там.

Серафим ответил:

– Тяжесть от тебя. Решай себе свою математику.

Enter помолчал, не видя в учебнике ни одной строчки, и вдруг произнёс:

– Я не хотел так. У меня кто-то руку взял и подписал. Как бы не я, а непонятно, кто.

Сидевший за соседним столом Щучик услышал и предположил:

– Чертёнок, а? Точно тебе баю – чертёнок. Глазами бурлык-турлык, пятачком – фыр-тыр, а лапой по столу когтями проводит – тццц…тццц… Точно, а?

– Отвянь, Щучик,– досадливо отмахнулся Enter. – Тебе, вообще, какое дело? Я с тобой разговариваю?

– Подумаешь! Енот-рыбоглот, – проворчал Валька Щучьев и переключился на грамматику русского языка.

– Чего ты сказал?! – начал кипеть Enter.

Ему и так хреново, а тут недомерок всякий в душу лезет! Куда лезет?! Серафим тихо, но твёрдо сказал:

– Денис, остынь. У тебя одна беда, у Валентина другая, и похлеще твоей.

– А чего у него? – набычился Enter.

– А того у него. Тебе до его беды как до центра Земли. Отстань от человека.

– Да он же первый! – возмутился Enter.

– Эй, там! – поднял голову от стола, что стоял у окна, сумрачный Гарюха. – Хватит базлать. Enter, замолкни. К Фуфайкину всех загнать захотел?

– Чё я-то?

– Скоро узнаешь, чё ты, – отрезал Гарюха. – Enter, Кот Базилио велел тебе вместе с Храпачом и Лапой двор вычистить после ужина. Просёк? А ты, Кедраш, сопи себе в трубочку в одиночестве, не приставай со всякой дрянью.

Серафим привычно возразил:

– Я не Кедраш. Меня Серафимом зовут. Или уж по фамилии зови – Кедринский. Сложно?

– Кто бы сомневался, – под нос буркнул Гарюха. – Тебе, вообще, что за заноза твоё прозвище? Вполне приличное. У других поганее.

– Я не пёс, не кот и не попугайчик, чтоб на кличку отзываться, – отрезал Серафим. – Моё имя – в честь святого Серафима Саровского. Не хочу его поганить. Ясно?

Он закрыл один учебник, убрал на угол стола, достал другой, полистал, принялся читать.

Сделали уроки. Прозвенел звонок на ужин. Enter так сильно проголодался, что в момент смолотил перловую кашу с двумя развалившимися, вывернутыми наизнанку сосисками, не очень похожими на настоящие, три куска серого хлеба и выпил компот из сухофруктов.

Он бы съел ещё пару порций, и проверил исподтишка, оставил ли кто на тарелке хотя бы перловку. Но интернат учил бережному отношению к еде: глотай, что дают, выбора, как дома, не жди. Побрезговал – ползай голодным. А что ты ещё хотел?

Унося чисто вылизанную посуду к столу возле посудомоечной, Enter столкнулся с Вовкой Дракиным. Он тоже съел всё до последнего зёрнышка.

– Привет, – растерявшись, поздоровался Enter.

– Ага. Привет, – отозвался Вовка Дракин и стрельнул глазами по сторонам: не видят ли «старшаки»?

– Как она, жизнь – ничего? – помимо воли вырвалось у Enterа.

Честно говоря, болтать с виновником его интернатского плена ему не хотелось. Но вот он тут стоит рядом с ним, и слова сами вылетают изо рта.

– Фигово, – признался Вовка. – Если б всё заново, я б такого не отчекрыжил.

– Дошло, значит? – вздохнул Enter.

Вовка промолчал, голову повесил.

– Мне тут по твоей милости совсем худо, – прошипел Enter. – Я б тебя прибил за здорово живёшь! Нахлебался – во!

– Мне и так кранты, – тихо сказал неузнаваемый Вовка, – можешь не трудиться и руки не пачкать.

– С чего вдруг тебе кранты? – нахмурился Enter. – Бьют, что ли?

– Бьют, – хмуро признался Вовка. – А тебя?

– Ха… Это воспитание такое, не понимаешь, что ли, Дракин? Ты чё, не этого хотел, когда про родаков врал?

– Не этого. Не знаешь, что ли?

Дракин отвернулся.

– Мне даже свидеться не дают, – сказал он. – Тебе, говорят, повезло: мать добилась с тобой повстречаться.