– Кто зачинщик? – принялся он выведывать.

– Enter, Феликс Иванович.

– А чего это он взбоднул? Вроде вчера целых три часа геймерил, страстишку свою утолял.

– Задачку по матике не успел решить, хотел у Кедраша списать.

– А Кедраш, значит, не дал, – догадался Хмелюк.

– Сказал, что объяснить не успеет, а дать списывать – совесть не позволяет, – хмуро доложил Гарюха.

– Вполне ожидаемо.

Феликс Иванович распахнул дверь, не приглушающую шумную возню за ней, раздвинул «зрителей» и умело оторвал Enterа от Серафима.

– Так. До уроков осталось… – он глянул на часы, блестевшие на запястье, – … двадцать минут. Да меньше! Так что Enter спокойным шагом топает в столовую, а после – на урок, а ты, Кедраш… Серафим – в темпе до Гинзулы, потом в столовую, затем на урок. Да не задерживайтесь. Оно для дисциплины полезно. И для целостности организма. Не так ли, дуэлянты? Марш исполнять! Серафим, рюкзачок с собой возьми, чтоб времени не тратить.

Мальчики вышли вместе и разошлись в разные стороны. На первый урок Enter не опоздал, чему искренне радовался: хоть за это не накажут! Серафим тоже не опоздал, но не потому, что у него ноги быстрые, а потому, что в столовую на завтрак не пошёл.

Новите Сергеевне Осовецкой об инциденте в спальне неохотно, по долгу службы поведал Феликс Иванович. Хмуро вперилась она в виновников покоя, давая понять, как она зла. А чего показывать? И так ясно, что зла. Она и без драки зла потому просто, что не любила ни детей, ни свою треклятую работу, не видеть бы её вовек!

Ух, интернатские стервы, как надоели! Так бы и поубивала всех из автомата, чтоб не мелькали своими несчастными физиономиями…

– Математику, значит, не любим? – процедила она. – Задачки, значит, не решаем? Издеваемся, значит, над учителем? Занятно… Enter, Щучик, руки на парту.

Сова приблизилась к детям, будто она и впрямь хищная птица, а они – её добыча, беспомощные мышата, и вдарила им по рукам хлёсткой железной линейкой.

– Будете у меня математику любить, – приговаривала она с наслаждением, – будете, как миленькие! Я вам любовь к математике в башку через рученьки ваши вобью. Не сметь убирать руки! – прикрикнула она на Enterа, заливавшегося слезами, как и Щучик.

– Прекратите, – вдруг громко сказал Серафим.

Класс подпрыгнул: вот сейчас начнётся потеха, здорово! А там и урок кончится.

– Кто это там у нас расквакался? – ехидно поинтересовалась Новита Сергеевна. – Верующий головастик из православного болотца? Ну-ка, подпрыгни, чтоб я тебя узрела.

Серафим встал.

– Ух, ты, Кедраш! Ну, здравствуй. Похоже, математику ты любишь, а вот одноклассников своих – не очень. Задачку не поделили, а, Кедраш?

– Я Серафим Кедринский, – возразил тот.

– Крылья покажи, – язвительно попросила Новита Сергеевна. – Не сможешь?

– Крылья тут не при чём, – спокойно сказал Серафим, – я же не спрашиваю, в чём проявилась ваша новизна, когда вы на свет появились. Я же понимаю, что это ваши родители придумали.

Учительница покраснела от гнева и часто задышала. Серафим продолжал так же спокойно:

– А у меня родители подневольные, у них нет права называть ребёнка придуманной кличкой. Родился человек – в святцы поглядели и назвали себе именем того святого, память которого в этот день празднуется.

И по-взрослому спросил:

– Теперь понятно?

– У тебя не язык, утюг – вон как фразы приглаживаешь! – прошипела Новита Сергеевна, быстро приходя в себя от невиданного хамства. – И зачем только тебя, выродка, в интернат пихнули? Сидел бы в своём этом… алтаре… ворон считал и в пояс портретикам всяким кланялся.

– Но это же не портреты, что вы такое говорите! – не удержался от спора Серафим. – Это лики Господа и Его Пресвятой Матери, и святых людей…

– С тебя тоже пора икону писать, – усмехнулась Новита Сергеевна, – вишь, святой прям какой! И все шишки ему нипочём! Ладно. Вся троица останется после уроков расхлёбывать ситуацию. Начинаем новую тему. Кто не поймёт – не мои проблемы, ясно? К Фуфайкину попрётся, вот и всё! Открыли учебники на прошлой теме…

Глава 16. ЗАГОВОРЫ

Прошёл и этот день.

Стояли на горохе.

Получили пять ударов по спинам розгами.

Полечились у равнодушной Гинзулы.

Сделали уроки.

Поужинали, оставшись полуголодными.

Серафим, помолившись, лёг.

Щучек дочитывал что-то по биологии.

Enter, чувствуя зуд в пальцах и воспаление в мозгу от страстного желания сесть за игру, вышел из спальни, чтобы хоть десяток минут погулять по коридорам и попытаться выбросить игру из кипевшей головы.

Он ходил тихо-тихо, и потому в воспитательской, куда была открыта дверь, никто его не услышал. В комнате разговаривали Ренат и кто-то незнакомый. От нечего делать Денис сел у стены рядом с дверной щелью. Он не старался прислушиваться, но говорили довольно громко и о смерти, и ему невольно стало любопытно.