Зульфикаров Тимур
Шрифт:
О Боже!..
Я содрогаюсь…
Я прозреваю! Я гляжу на несметное Дерево, усыпанное малиновыми черешнями.
А еще оно усыпано тысячами извивающихся, шипящих змей, змей, змей! Дерево змей!..
Это тысячи коралловых эф объяли, пронизали исполинское Дерево!..
Черешня-исполин кишит, роится тысячами коралловых эф!..
Дерево-змея…
О, неслыханное, невиданное адское зрелище!..
Может, такие деревья стоят в аду — и вот одно из них вышло на землю человеков?..
Но что эфы делают на Дереве малиновом?..
И тут я понимаю, что коралловые эфы едят, пьют, грызут малиновые, податливые сочные плоды, ягоды… Это пиршество змей!..
И вот гигантское малиновое Дерево объято коралловым огнем-пожаром живым!..
О Боже!..
— Гуля! Художница! Напиши, нарисуй это змеиное, адово, малиново-коралловое Дерево!..
Да!..
О, тут нужен безумный Ван-Гог с его бешеными размазанными виноградниками в Арле или притворяющийся безумец расчетливый Сальвадор Дали с его растекшимися, расплавленными часами в пустыне…
Да!..
Но что может написать тихая, провинциальная, покорная возлюбленная моя в алом кулябском платье и неизменных черных чулках?..
Но я люблю её алое платье и смоляные глухие чулки…
Но я гляжу на кишащее Древо черешен и змей…
И алчу!..
У меня слюна течет — я хочу попробовать, испить эти малиновые, тугие, огромные ягоды!.. Отнять их у змей…
Раньше их ели, пили, сосали дурманные, плотоядные, древние Цари, ушедшие в слепую вечность вместе с гаремами их…
А теперь их едят только змеи?..
А теперь их едят только коралловые эфы?.. да?..
Но как сорвать черешню?..
Как залезть на Дерево, где кишат, царят, роятся тысячи змей?..
Как?..
Но тут одна малиновая, спелая, даже слегка обвялая, огромная, мясистая ягода падает у моих ног… Вот она!..
Наверное, эфа алчная тронула неосторожно ягоду перезрелую, и ягода упала к моим ногам.
Я взял её и, глотая молодую, богатую слюну, протянул черешню Гуле:
— Попробуй этот диковинный, царский плод! Им наслаждались, его ели Цари — а теперь будем есть мы…
…Малиновая, тяжелая, огромная ягода была восхитительно туга и сияла малиновым, спелым атласом.
О, если бы я знал, чт’о я даю Гуле…
И тут мы услышали страшный крик:
— Эй, шайтан! Нельзя ягоды кушать! Там шайтан! Там смерть!..
Нельзя кушать человеку! Только змеям можно! Если покушаешь — тебя змея съест!..
Гляди — вокруг голая гора! Все кишлаки умерли от змей!..
Все люди убежали от кораллового шайтана!..
И вы бегите отсюда!..
А то все змеи набросятся на вас! Они быстрые, как барсы снежные!..
Аллаху Акбар! Эта змея за тысячи километров находит своего врага… От неё не убежишь!.. Никуда!..
Аллаху Акбар! Аллах велик! А человек мал! Вай дод!..
Да!..
…Мы с Гулей обернулись и увидели знакомого древнего пастуха-локайца с огромной древнеперсидской бородой, несколько гиссарских баранов брели за ним по тропе.
Пастух, как пятнадцать лет назад, улыбался молодыми снежными зубами, но в глазах его была тревога, и он размахивал тяжелой ореховой палкой, как посохом:
— Бегите быстрей! Сейчас тысячи змей слетят с дерева и вас, как черешню, высосут, скушают… Жалить, жечь ядом будут… Хлестать хвостами будут, убивать будут! никто не спасет от их яда!.. Смерть через пять минут приходит! Малиновый шайтан пять минут жизни дает!..
И тут, словно послушав старика, змеи стали спело срываться с Дерева, и глухо мягко падать с ветвей на землю, и ползти к нам!..
О Боже!..
Тогда мы с Гулей быстро собрали, просто вырвали из земли нашу палатку, спальные мешки, мольберт, ружье, рюкзаки — и старик помогал нам, и что-то кричал на древнем таджикском языке — языке древнеперсидских царей и змей, словно обращаясь к змеям:
— Аллаху Акбар! Аллах велик, а человек мал, мал, мал… — словно заклинал он…
И мы тоже закричали, словно заклиная змей:
— Аллаху Акбар!.. Аллаху Акбар!..
И!..
И, может быть, от страха мне показалось, но змеи вняли языку старика и нашим крикам, и послушались, и замерли на земле, как некогда замерли они на древней миниатюре, обвивая тело Царя Дария Гуштаспа I…