Зульфикаров Тимур
Шрифт:
И не могла понять Анастасия-матерь: Русь! ты жива иль мертва?..
И не могла понять матерь Анастасия — она на земле еще иль уже под землей она…
Да…
…Ой Русь откликнись отзовись ты в яслях иль в гробах?..
Иль я в бреду предсмертном и это нож хунзахский меж грудей моих войдя упрятавшись томит сосет гнетет меня?..
И это тайно в бурке кровь течет по мне, а не слеза?.. да?..
Господи!.. Пусть кровь а не слеза…
И тогда воспомнила Она: Тоска разлияся по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи…
О Господи Русь иль ты жива?..
О Господи иль ты весенняя ты в талом половодьи иль плачут очи моя?..
Иль Русь плачешь ты? иль плачут очи мои?..
Увы! Русь плачешь Ты. И плачут очи мои…
И Анастасия от Джимма-Кургана на Русь пришла дошла.
И от Руси на Днепр пришла. И на Днепре уже зима была.
И хватило ей крови ея.
И кровь ея повсюду за ней шла по следам ея.
И хватило крови ея на пути ея до Днепра-отца дального ея.
…Матерь мати и там у грудей млековых яблоневых орловских двухфунтовых антоновок где ты носила кормила питала лелеяла родимое дитя — теперь стоит растет бежит нож кинжал…
И там где текло млеко молозиво молоко — нынче сбирается копится тишайшая тайная руда кровь…
Матерь мама это кровь?..
…Спи спи спи сынок…
Это сон сон сон сон…
Это я принесла тебе тяжкий избыточный гиссарский необъятный тугой разрывчатый гранат гранат гранат — и разрезала расколола его у грудей моих… Да!..
О Боже, сынок, да задыхаюсь да улыбаюсь я, да это гранатовые полные ядра зерна текут свиваясь сливаясь у сливовых у дымчатых моих сосков…
Спи спи сынок… ты не можешь видеть соски матери твоей…
Спи спи сынок… закрой очи свои… а мне стыдно…
Дитя мальчик сынок мой мой мой… ой…
Далеко… уж далеко… уже далеко… уж далеко…о…
Ой…
И Анастасия ушла от Джимма-Кургана весной а на Днепр зимой уж дошла.
И хватило крови ея.
Ибо велик необъятен гиссарский разрубленный разъятый гранат!..
И кровь за ней повсюду по всея Руси по следам ея шла шла шла…
Но столько на Руси крови было! такая кровь такая талая река война на Руси по Руси всея текла, что кровь ея аки родник лесной мала неприметна была.
И так она Русь родину отчину свою прошла.
И пришла на Днепр свой.
А на Днепре зима.
А на Днепре прорубь порубь рана наша иордань неизбывная пустынная забытая лютая святая водокреща крещенская целительная стоит дымит парит манит.
Прорубь крещенская святая одна ты на Всея Руси недвижной сонной лютой ледяной одна ты живешь дымишь!..
Одна ты на Руси забытой богооставленной жива!.. Осанна!..
Да!..
…И тут Анастасия мученица пресвятая сняла с себя бурку чужую и обронила постелила ее на чистшие безлюдные днепровские снега и осталась в родной своей вологодской кружевной старинной рубахе и ветхом нательном оловянном кресте.
И взяла руками снежными унцукульскую серебряную ручку и выбрала отобрала вынесла вынула весь нож от тела своего и не было уж крови в ране потому что вся кровь изшла…
И нож был уже мертвый, ибо тело было мертвое, а нож струится живой только в теле живом…
И тут Анастасия-Русь уж осиянная уж отрешенная уже улыбчивая блаженная наклонилась над прорубью крещенской сизой и взяла руками русской древлей младой крещенской святой воды по которой тосковала она и омыла лицо свое и груди и рану.
И крест нательный оловянный поцеловала моленными последними губами:
— Сынок, сирота, Тимоша, прости мя…
И отошла от проруби и хотела сесть на бурку еще пахнущую мятными стойкими ядовитыми колхидскими табаками от которых птицы одурманенные усыпают падают умирают на маслянистых табачных плантациях (и моя Русь птица умирала) но потом воспомнила Анастасия беса и отреклась отпрянула от бурки его и села поникла на снега.
И по-бабьи охнула от хлада и померла…
И Тишайшая преставилась скончалась стала изошла изникла опочила на тишайших снегах снегах снегах рождественских крупитчатых морозных переливчатых алмазных простынях саванах льняных постелях пеленах.
И померла покорно кротко на снегах…
И с путей земных на небесные сошла…
…О Господи! чаю воскресения мертвых и жизни будущего века.
Аминь.
О Господи! Святых лик обрете источник жизни и дверь райскую, да обрящу и аз путь покаянием, погибшее овча аз есмъ, воззови мя, Спасе, и спаси мя…