В секторе обстрела орудия, в лощине, показалось несколько вражеских танков и одна самоходка, за ними высыпало больше сотни автоматчиков.

Осипчук неторопливо достал из кармана гимнастерки пенсне с одним разбитым стеклом и надел его.

— Ну, раз Осипчук надел свое пенсне, значит, танки от вас не уйдут, — шутливо сказал Юркевич.

Осипчук ничего не ответил. Он всматривался в панораму, выжидая, когда самоходка, направившаяся на его орудие, подойдет к ближнему ориентиру.

Наконец он выстрелил и отскочил от пушки, чтобы она его не задела, потом снова быстро подбежал к панораме, прицелился. Последовал второй выстрел, и самоходка остановилась. Покончив с бронированным прикрытием, Осипчук крикнул:

— Заряжай осколочным!

И пушка затанцевала на огневой, выпуская снаряд за снарядом на головы обнаглевших фашистов. Вражеские танки пошли стороной по лощине.

Гитлеровцы остановились, залегли, но тут наша пехота поднялась и пошла в контратаку.

Убедившись, что неприятельская атака отбита, Осипчук прекратил стрельбу. И снова, достав из кармана белый платок, стал смахивать пыль со стекол панорамы.

Преследуя отступающего противника, наша батарея, приданная стрелковому батальону, мчалась на запад, опережая пехоту. Стоя на подножке первой машины с биноклем в руках, я всегда просматривала местность, чтобы вовремя обнаружить засаду. Две машины, груженные боеприпасами, на каждой по пятнадцати бойцов, на прицепе две 76-миллиметровые пушки — это была моя боевая единица, за которую я отвечала головой.

Как-то на марше подъехали к маленькому мостику, у которого образовалась пробка. Полковая артиллерия остановилась, по обочинам дороги скопилось много машин. Я спрыгнула с подножки.

В это время ко мне подошел майор Трощилов, с которым брали высотку на правом берегу Днепра.

— Здравствуйте, Тамара, — сказал майор и, улыбаясь, протянул мне руку.

В дивизии многие знали мое имя; может, за глаза и называли так, но при бойцах никто не осмеливался этого делать. Вначале я растерялась, покраснела, почувствовала, что сидящие за моей спиной на машине солдаты насторожились.

Вытянувшись, резким движением приложив ладонь к пилотке, я отчеканила, пристукнув каблуками:

— Здравия желаю, товарищ гвардии майор.

Рука майора застыла в воздухе, и он, смущенный, под тихий смешок бойцов, опустил ее.

— Я вас часто вижу, товарищ младший лейтенант… слышал о вас… А подойти как-то не решался. Наше знакомство памятно мне с Днепра.

Я была рада, что раздалась команда: «По машинам!» Отдала честь майору, вскочила на подножку, и мы снова двинулись в путь.

Батарея мчалась вперед. Подъезжая к одной венгерской деревне, я издали увидела, что у реки собралось много народу. Остановила машины, на всякий случай подала команду:

— Взвод, к бою!

Бойцы начали разворачивать орудия. Вижу, навстречу бежит человек в штатской одежде. Привыкнув к разным уловкам противника, я недоверчиво отнеслась к этому и уже хотела открыть огонь, но подъехавший комбат, который тоже наблюдал в бинокль за переправой, приказал не спешить. Он не любил поспешности.

Через несколько минут к нам подбежал человек средних лет. Он размахивал руками и кричал:

— Не стреляйте, не стреляйте! Это наши крестьяне, мадьяры. Вышла вся деревня, чтобы починить мост для вас. Гитлеровцы сегодня утром его взорвали, а мы починяем, скоро будет готов. Знали бы, как мы вас ждем!

Несколько бойцов тут же вызвались помочь крестьянам восстанавливать мост.

Сырая, дождливая зима особенно донимала нас на равнинах Венгрии. Днем — холодные дожди, ночью — сильные заморозки. Шинели бойцов, промокшие за день, ночью покрывались ледяной коркой. Почти каждую ночь приходилось менять огневые. Часто по нескольку суток подряд лил дождь, густая грязь покрыла проселочные дороги. Люди, вздыхая, вспоминали наши сухие, морозные зимы.

Было около одиннадцати часов ночи, когда я, хлюпая по непролазной грязи, медленно шла по обочине дороги. Кругом стояла такая темнота, что в двух метрах не было видно идущего впереди связного.

— Такая тишина бывает перед боем, — сказал связной.

— Да, похоже.

Мы подошли к маленькой хатенке, где расположился наблюдательный пункт батареи. Постучались, кто-то открыл дверь, на нас пахнуло теплом. Войдя в комнату, я увидела комбата Бородина, сидящего за столом перед разложенной картой.

— Вот что, товарищи, — обратился Бородин ко мне и к лейтенанту Анаденко, прибывшему раньше: — Пушки надо тянуть в район высоты двести двадцать. Смотрите на карту. Это примерно километров шесть отсюда. Сами знаете, какая грязь на дорогах. О машинах нечего и думать. Лошади тоже не пройдут. На руках не дотащить. Надо попросить у населения волов. Креме того, противник, воспользовавшись распутицей, минировал дорогу. Саперы прошли, но они могли пропустить кое-где мины, будьте осторожны. Пушки приказано установить и окопаться к шести ноль-ноль. У противника замечено скопление танков.