– Какая ты странная, Флора, – воскликнула Генріэтта съ запальчивостью. – Вдь не вс-же могутъ хвалится, какъ ты хвалишься своими литературными дарованіями, ты успла уже прокричать всмъ знакомымъ о твоихъ успхахъ, но до сихъ поръ они никому еще неизвстны.

– Генріэтта, прошу тебя разлить чай, – послышался голосъ президентши изъ гостинной.

Молодая двушка надула губы и вышла, бросая косые взгляды на дверь въ гостинную.

– Не думай, Флора, что-бъ я не цнила моего таланта, – сказала Кети спокойно. – Я не могу быть несправедливой къ самой себ, и очень благодарна моему дарованію, потому что оно часто доставляетъ мн часы истиннаго удовольствія. Я просто забыла подлиться съ вами моею любовью къ музык, хотя собственно изъ-за нея пріхала къ вамъ мсяцемъ раньше. Мой учитель долженъ былъ ухать изъ Дрездена на четыре недли, а для того чтобъ не терять уроки на цлыхъ два мсяца, то я выхала сюда въ одно время съ нимъ.

Двица Гизе съ видимымъ удовольствіемъ слушала разговоръ сестеръ и при послднихъ словахъ Кети вышла изъ залы только потому, что въ гостинную вошелъ ея отецъ и надобно было пойдти съ нимъ поздороваться. Совтникъ также торопливо вышелъ вслдъ за нею.

Флора снова подошла къ роялю и стала перелистывать нотную тетрадь; Кети не трудно было замтить, какъ грудь сестры порывисто подымалась, а руки нервно дрожали; ей было даже досадно, что она согласилась съиграть свое произведеніе въ кругу этого небольшаго общества.

– Теб, вроятно, наговорили много комплиментовъ? – спросила она, порывисто сложивъ тетрадь и посмотрвъ прямо въ глаза сестр.

– Кто-же? – возразила Кети. – Мои учителя очень скупы на похвалу, а больше никто не знаетъ о моихъ произведеніяхъ; я думаю, ты сама видишь, что тутъ нтъ имени композитора.

– Но, скажи пожалуйста, раскупается-ли эта пьеска? Что-жь ты молчишь? Она выдержала нсколько изданій.

– Да.

Флора бросила ноты на рояль.

– Это возмутительно, что къ такой краснощекой двочк, слава является во сн, тогда какъ другіе должны бороться изо всхъ силъ и часто погибаютъ раньше, чмъ успютъ прославиться, – сказала она съ горечью и скрестила руки на груди. – Впрочемъ, стоитъ-ли говорить объ этомъ? – продолжала она, снова остановившись передъ сестрою. – Самая блестящая ракета безследно исчезаетъ въ воздух; ее только и видно пока она летитъ, тогда какъ бурные потоки волкана постоянно клокочатъ въ ндрахъ земли и каждый человкъ долженъ бояться его изверженія. Теперь въ семейств Монгольдъ [8] будутъ дв знаменитости. Посмотримъ, Кети, кто изъ насъ двоихъ сдлаетъ самую блестящую карьеру…

– Конечно, не я, – воскликнула Кети, поправляя свои локоны, – я вообще избгаю выступать на арену, хотя имю страстное желаніе усовершенствоваться въ музык. Словами невозможно выразить то чувство, когда видишь что твоя игра трогаетъ и волнуетъ сердца другихъ, это для меня дороже всего на свт. Но жить только для этого одного?… Нтъ, мы, женщины, имемъ столько счастья и дла въ домашней жизни, что одна слава не можетъ удовлетворить насъ.

– То-то есть, теперь мы видимъ главную цль твоего домашняго воспитанія! Чего такъ долго добивалась твоя Лукасъ, того хочется и теб, то есть выйдти замужъ! – сказала Флора, принужденно смясь.

При этихъ словахъ лицо Кети покрылось густымъ румянцемъ, но она поборола въ себ злобу на сестру и отвтила тихимъ голосомъ:

– Ты насмхаешься надо мною, Флора, точно теб самой никогда не приходила эта мысль въ голову, а между тмъ…

– Ни слова боле, – перебила ее Флора повелительнымъ тономъ. – Да, сознаюсь, что я одно время была такъ слаба и ослплена, что позволила надть на себя сть, но, благодаря Бога, время еще не ушло и я могу удержать за собой свободу.

– Неужели у тебя въ самомъ дл нтъ никакой совсти, Флора?

– Есть, дитя мое, и очень чувствительная, которая упрекаетъ меня въ моемъ легкомысліи. Ты очень хорошо знаешь, что рано или поздно, каждому человку придется отвчать за свои дйствія. Посмотри на меня, – неужели я способна на жизнь докторши и въ состояніи цлые дни стоять у плиты и варить супъ? И для кого? – Сказавъ это, Флора кивнула головою по направленію къ гостинной, гд съ пріздомъ старика Гизе, сдлалось очень оживленно и весело, только Брукъ молча сидлъ у чайнаго стола и былъ углубленъ въ чтеніе газеты.

– Замть-только, что никто изъ мущинъ не разговариваетъ съ нимъ! – продолжала Флора. – Но и по дламъ ему, онъ обманулъ меня и общество. Слава, предшествовавшая ему, была пустою молвою.

Затмъ она быстро прошла въ свой кабинетъ, по всей вроятности для того, что-бы не встртиться съ любезнымъ генераломъ Гизе, который вмст съ дочерью и совтникомъ входилъ въ музыкальный залъ, желая познакомиться съ Кети.

По его просьб она снова сла за рояль и повторила свою фантазію. Морицъ не спускалъ глазъ съ своей питомицы и когда она кончила играть, онъ посмотрлъ на нее страннымъ взглядомъ; это была уже не братская любовь и преданность, онъ быстро подошелъ къ ней и положилъ ей руку на плечо.

– Дорогая Кети, что изъ тебя вышло! – прошепталъ онъ едва слышно. – Какъ ты живо напоминаешь мн Клотильду, твою покойную сестру! Но ты еще прекрасне и совершенне.

Кети хотла оттолкнуть его, но онъ схватилъ ея руку и крпко сжалъ, какъ-бы не желая разстаться съ нею на всю жизнь. Для гостей это была очень привлекательная картина; опекунъ съ гордостью обнималъ свою питомицу, оставленную на его попеченіи покойнымъ отцомъ.

Но блдное лицо Генріэтты сильно покраснло и она молча улыбнулась. Докторъ Брукъ, стоявшій возл нея, посмотрлъ на часы, украдкою протянулъ руку Генріэтт и незамтно удалился, воспользовавшись всеобщимъ волненіемъ.