Впрочемъ Генріэтта взяла слово съ Кети, что въ ту минуту, когда она почувствуетъ необходимость съ нею видться, то Кети тотчасъ прідетъ, все равно гд бы она не находилась.

Больная долго стояла у окна и съ отчаяніемъ протягивала руки, какъ бы желая удержать удаляющуюся Кети, которая еще разъ обернулась, съ любовью посмотрла на сестру и опустила вуаль надъ заплаканными глазами.

Между тмъ въ дом ужасно суетились; вс залы и гостинныя были облиты свтомъ, къ главному подъзду то и дло подъзжали карета за каретою, а по широкому корридору, уставленному тропическими растеніями, по-минутно проходили дамы въ дорогихъ бальныхъ нарядахъ, старательно поправляя передъ большимъ зеркаломъ нсколько измятыя кружева на плать и пушистые локоны высокой прически.

Лакеи широко растворили двери голубой гостинной, среди которой въ полномъ блеск и крас стояла ослпительная Флора, въ кружевномъ плать на блдно-розовомъ чахл; она съ гордою улыбкою принимала гостей, являвшихся отпраздновать день ея рожденья, и медленно переходила отъ одной дамы къ другой.

Бросивъ робкій взглядъ на это зрлище, Кети, все еще стоявшая въ темномъ углу двора, ощутила острую боль въ сердц. За что, въ самомъ дл, это дерзкое, своевольное созданіе пользуется полнымъ счастіемъ, которое положительно всюду за ней бгаетъ, тогда какъ молодая сестра должна прятаться, какъ гршница, и только издали смотрть, какъ веселятся другіе? Зачмъ такое изобиліе любви и счастія выпало на долю той, которая добровольно отталкиваетъ его и не уметъ цнить, тогда какъ другая обречена на одиночество и на жизнь, полную тяжкихъ самоотверженій!

Широкія двери скоро снова закрылись и бдная Кети опрометью бросилась въ паркъ; сильное негодованіе глубоко потрясло ея молодое, горячее сердце. И въ то время, какъ разряженная горничная напрасно ждала свою барышню, чтобы помочь ей одться на вечеръ, она громко стучалась въ освщенное окно мельницы и звала Франца, чтобы онъ проводилъ ее на станцію желзной дороги.

Съ тхъ поръ прошло больше трехъ мсяцевъ.

Никогда еще Кети не занималась такъ усердно музыкою, какъ въ это время; кром того, она съ жаромъ принялась за науки и съ такимъ рвеніемъ просиживала цлые часы за книгами, точно готовилась къ какому нибудь трудному экзамену; а, между тмъ, молодая двушка просто надялась, что найдетъ забвеніе въ усиленномъ труд и неусыпной дятельности.

Каждую недлю она аккуратно получала подробное письмо отъ Генріэтты, и эти дорогіе листики сообщали Кети все, что происходило въ вилл со дня ея отъзда. Теперь она узнала, что президентша вновь ожила, но командуетъ въ дом деспотичне, чмъ когда либо. Эта важная дама, по словамъ Генріэтты, выхваляла Кети до небесъ, за ея „тактичный поступокъ и твердый характеръ“, при чемъ Флора насмшливо пожимала плечами и съ дкою ироніею говорила о глупыхъ, ребяческихъ выходкахъ младшей сестры. Совтникъ же нсколько дней сердился на Флору за ея непрошенное вмшательство. Въ тотъ моментъ, когда Генріэтта, отозвавъ его въ уединенную гостинную, сказала ему обо всемъ случившемся, онъ поблднлъ отъ испуга и злости и, только благодаря присутствію гостей, не вышло сильной семейной сцены, тмъ боле, что и Флора была въ тотъ вечеръ въ сильномъ раздраженіи, такъ какъ ея женихъ, извинясь обязанностями службы, не явился на вечеръ.

Вскор посл того, совтникъ писалъ Кети и общалъ пріхать въ Дрезденъ въ Іюн „для переговоровъ“; однако письма Генріэтты сообщали, что Морицъ большую часть времени проводитъ въ Берлин и что онъ ужасно заваленъ длами. Такимъ образомъ общанный визитъ не состоялся, а только изрдка на имя Кети приходили короткія, дловыя письма отъ опекуна, впрочемъ послдняя денежная посылка была послана, – ко всеобщему удивленію, – бухгалтеромъ.

Кети вздохнула свободне; непріятное свиданіе, котораго она такъ боялась, было безъ сомннія устранено. По всей вроятности, опекунъ понялъ, что ему не на что надяться и благоразумнымъ образомъ прекратилъ свои дальнйшія притязанія. Теперь Кети снова могла возвратиться въ виллу къ больной сестр, но этому энергично воспротивилась заботливая докторша, такъ какъ по ея мннію, молодая двушка очень измнилась и утратила свою веселость и свжій цвтъ лица во время первой поздки въ виллу Баумгартеновъ. Къ тому-же баронесса Штейнеръ пріхала въ виллу со всмъ своимъ штатомъ и такъ широко расположилась, что въ бель-этаж не оставалось ни одного свободнаго уголка.

Кети тоже нервно содрогалась при мысли вернуться въ виллу, прежде чмъ Флора не переселится въ Л*. Она хорошо чувствовала, что не въ силахъ была-бы долго сохранять наружное спокойствіе и хлоднокровіе. Ей уже и въ Дрезден не мало стоило труда, что бы не выказать всю потерю своего внутренняго спокойствія; она сильно боролась противъ сладостнаго непреодолимаго чувства, которое люди называютъ грхомъ. Вдь Генріэтта еще не звала ее, хотя въ каждомъ письм жаловалась на одиночество, и говорила, что только благодаря заботамъ доброй тетушки Діаконусъ, она осталась жива эти мсяцы. Во всхъ письмахъ больной сестры главныя роли играли два человка: докторъ и тетушка. Все что происходило въ уютномъ домик возл рчки, передавалось въ мельчайшихъ подробностяхъ, даже самыя незначительныя новости разсказывались, какъ будто то были замчательныя событія и въ этихъ мстахъ письмо Генріэтты дышало жизнью и веселостью, – въ остальномъ-же оно было мрачно и скучно, а иногда нкоторые листки казались еще влажными отъ слезъ.

Объ интимныхъ отношеніяхъ обрученныхъ, Генріэтта не говорила ни слова, но жаловалась на доктора, который теперь вслдствіе своей громадной практики, сдлался неузнаваемъ, только съ своими паціентами онъ былъ кротокъ и разговорчивъ, въ обществ-же раздражителенъ, молчаливъ и мраченъ. Кром того вс единогласно замчали, что онъ сильно измнился по наружности, похудлъ и значительно поблднлъ.

Между тмъ время шло, и срокъ, назначенный для свадьбы, приближался. Флора не сочла нужнымъ пригласить младшую сестру изъ Дрездена; по словамъ Генріэтты, прекрасная невста не успваетъ отдыхать отъ шумныхъ празднествъ и баловъ и голова ея совсмъ закружилась отъ различныхъ приготовленій къ предстоящей свадьб. Къ тому же Флора по прежнему продолжала капризничать и къ великому отчаянію поставщиковъ, постоянно перемняла различные заказы, непремнно требуя чтобы они были окончены къ извстному сроку. Генріэтта находилась въ неописанномъ волненіи и не переставала повторять, что ужасно тяготится всми этими свадебными треволненіями. Тетушка Діаконусъ тоже не была въ состояніи поддерживать ее въ „эти ужасные дни“, такъ какъ сама тоскуетъ и часто бываетъ разстроена въ виду предстоящей разлуки. Подобныя жалобы усиливались съ каждымъ письмомъ, пока однажды, вечеромъ, за недлю до свадьбы пришла, на имя Кети телеграмма слдующаго содержанія:

„Прізжай, какъ можно скоре! Я страдаю душевно и тлесно!“

Медлить было некогда; сама докторша не въ состояніи была удержать Кети въ Дрезден. Лихорадочная дрожь потрясала вс члены молодой двушки, когда она думала о томъ, что ей предстоитъ; но въ тоже время сердце ея переполнялось радостью при одной мысли снова увидть того, кто въ скоромъ времени сдлается ее зятемъ.

И вотъ въ одно ясное сентябрьское утро Кети опять входила во дворъ своей мельницы. Она еще изъ Дрездена телеграфировала Францу о своемъ прізд и старая Сусанна съ истинно материнскою заботливостью приготовила все къ ея прибытію: на окнахъ угловой залы въ изобиліи стояли цвтущіе горшки геліотроповъ, розъ и резеды, наполняющіе всю комнату душистымъ ароматомъ; на комод и столахъ лежали чистыя салфетки, изъ за зеленой перегородки выглядывала блоснжная кровать, а на дубовомъ, большомъ стол съ старомодными фигурными ножками, красовался знакомый намъ мдный кофейникъ, только что испеченная булка, щедро засыпанная мелкимъ сахаромъ и золоченая чашечка, самая драгоцнная вещь изъ стекляннаго шкафа покойной мельничихи.