– Я вовсе не боялся, что меня въ дом подслушиваютъ: этотъ мирный уголокъ не иметъ секретовъ; а что должно оставаться скрытымъ въ глубин сердца, о томъ не говорится и между такими стнами, гд нтъ ушей, – сказалъ онъ серьезно и спокойно.

– Вы сами сказали, что слышали каждое слово, и потому знаете, что только желаніе имть минуты полнаго отдыха заставило меня требовать безусловной тишины и спокойствія. Теперь я не въ силахъ защищать своего грубаго эгоизма. – Вы еще не дошли до того убжденія, что есть натуры, которымъ надо бжать даже отъ своихъ мыслей и любимыхъ образовъ; но, можетъ быть, вы легче поймете мученія раздраженнаго человка, который стремится на отдыхъ къ своему родному крову и именно тамъ встрчаетъ то, отъ чего онъ бжалъ.

Она пристально посмотрла на него выразительными глазами и убдилась въ искренности его словъ, потому что на лиц его можно было прочесть т мученія, о которыхъ онъ говорилъ; глаза его странно блуждали, а мертвенная блдность покрывала его правильныя черты.

Но отъ кого-же онъ бжалъ? Къ малюткамъ это не могло относиться; – значитъ, она не ошиблась: она сдлалась ему тягостною и невыносимою! Онъ не хотлъ встрчать ее въ своемъ дом, и веселая дтская компанія была потому устранена изъ дому, чтобы лишить ее возможности часто посщать добрую тетушку. Это убжденіе придало ея милому личику выраженіе холодной недоврчивости.

– Вы нисколько не обязаны объяснять причину вашихъ строгихъ распоряженій – вы здсь хозяинъ, и этого довольно, – возразила она сухо. – Но какое сильное расположеніе вы должны питать къ баронесс Штейнеръ, что жертвуете ей вашимъ дорогимъ спокойствіемъ и предлагаете помстить у себя ея избалованнаго внука и капризную гувернантку!

Въ этихъ немногихъ словахъ слышался горькій упрекъ, и въ первый разъ мягкій голосъ Кети звучалъ такъ рзко и сурово.

– Не возражайте мн! – продожала она, поднимая руку, какъ-бы желая этимъ движеніемъ помшать ему отвтить, – я вовсе не желаю, чтобы вы, ради пустой вжливости, говорили не то, что думаете. Вдь, мн хорошо извстны побудительныя причины вашихъ дйствій! – Она, видимо, боролась со слезами.

– Я нсколько разъ невольно попадалась вамъ на дорог и нисколько не удивляюсь тому, что вы сказали: „вчно эта двушка“! Я сама никогда не прощу себ своей неловкости и чистосердечно признаюсь, что только одинъ разъ преднамренно вмшалась въ ваши дла. Но вы – неумолимый судья и слишкомъ строго меня за это преслдуете.

Докторъ Брукъ упорно молчалъ; губы его были крпко стиснуты, точно онъ боялся искушенія, чтобы не заговорить; его глаза устремлены были на Кети такъ твердо и выразительно, точно онъ насквозь видлъ вс ея мысли, а правая рука, которою онъ держался за садовый столикъ, судорожно вздрогнула. Въ этомъ положеніи, во всхъ чертахъ его правильнаго лица выказывались отличительныя свойства его характера: скрытность и сила воли, которыя только въ самомъ крайнемъ случа ршаются на объясненіе.

– Я вернулась сюда не по собственному желанію; напротивъ того, внутреннее чувство отталкиваетъ меня отъ моего отцовскаго крова, гд важная барыня съ своею президентскою гордостью отравила все мое дтство, и я никогда не прощу ей тхъ горькихъ слезъ, которыя она, своею постоянною дерзостью, заставляла проливать мою добрую Лукасъ, – продолжала Кети, какъ-бы не хотя.

– Вы знаете мой страхъ, когда я, въ первый разъ приближаясь къ вилл, трепетала при мысли о моей встрч съ умною, доровитою сестрою Флорою, – зачмъ не ухала я тогда обратно въ Дрезденъ? Тамъ, въ замк ветъ не только глупымъ чванствомъ и гордостью, но и самый воздухъ переполненъ золотою пылью и надменностью, такъ что свжія, живыя мысли и чувства непремнно должны въ немъ заглохнуть. По своей натур, я не могла долго оставаться въ подобной атмосфер, – а здсь, – она указала на маленькій домикъ, – я чувствовала себя, какъ дома, здсь, въ этомъ уютномъ уголк, я могла-бы даже забыть свою Дрезденскую родину, а почему – я и сама этого не знаю.

Какъ мила она была въ своемъ воздушномъ, бломъ плать, задумчиво склонивъ головку на правое плечо.

– Мн кажется, что ваша добрая тетушка сильно привязала меня къ этому мирному жилищу; – снова начала Кети, – ея благородная, любящая душа иметъ на меня огромное вліяніе. Она никогда не противорчитъ, никогда не выказываетъ упрямой настойчивости, но между тмъ ни за что на свт не уклонится отъ того, что считаетъ хорошимъ и справедливымъ. Да, все это съумешь цнить, когда постоянно видишь вокругъ себя пустое важничанье, лживую спсь и надутость, – слабости, которымъ, къ сожалнію поддаются иногда и мужчины.

Мрачно сдвинувъ брови, она далеко бросила отъ себя цвтущую втку сирени, которую до сихъ поръ нетерпливо вертла между пальцами.

Это незначительное движеніе восхитило стоявшаго противъ нея доктора и въ глазахъ его мгновенно вспыхнула искра; – онъ понялъ Кети.

– Вы еще забыли упомянуть объ одной добродтели прекрасной старушки: о ея кротости и осторожности въ сужденіяхъ, – сказалъ онъ строго и серьзно.

– Она никогда не ршилась бы произнести обвинительный приговоръ съ такимъ спокойствіемъ, какъ вы это сейчасъ сдлали, потому что она знаетъ, какъ часто человкъ можетъ ошибаться и какъ не рдко – хотя-бы и въ настоящемъ случа – подъ воображаемою слабостью скрывается твердость силы и характера.

Онъ говорилъ съ жаромъ и всегдашнее спокойствіе покинуло его.

Хотя Кети при первыхъ же его словахъ сильно покраснла и опустила вки, но чувствовала себя правою; его собственныя слова только что убдили ее, что онъ былъ слабъ не только что въ отношеніи любви, но и въ своемъ отвращеніи. Она упрямо откинула голову.

Въ эту минуту изъ за угла дома выбжали веселые ребятишки и какъ только замтили Кети, съ радостнымъ визгомъ бросились къ ней на-встрчу.

Молодая компанія и не замчала, что рядомъ съ высокою двушкою стоялъ серьезный докторъ и, порывисто махалъ руками; казалось, ничто не могло удержать ихъ желанія, какъ можно скоре обнять дорогую тетю, и дйствительно въ одну секунду стройная фигура Кети была окружна цлою толпою маленькихъ созданій, шумно тснившихся и на-перерывъ хватавшихъ руки доброй двушки.