Кети вошла въ тнистую, прохладную липовую аллею и медленными шагами приближалась къ вилл; въ первый разъ видъ аристократическаго дома показался ей такимъ недосягаемымъ, волшебнымъ замкомъ, какъ въ это ясное, сентябрьское утро, когда золотистые лучи осенняго солнца яркими звздами отражались въ зеркальныхъ окнахъ маленькаго дворца, надъ которымъ величественно разввался пестрый праздничный флагъ.

Молодая двушка невольно прижала руку къ сильно бьющемуся сердцу – вдь ее никто не приглашалъ на торжество, а она все-таки шла непрошенною гостьей! Да, каждый шагъ тяжело отзывался въ ея душ: это была большая жертва, приносимая больной сестр, не легка была борьба между чувствомъ оскорбленной гордости и сильной самоотверженной любовью!

Какъ только Кети подошла къ бронзовой ршетк балкона, ее встртилъ недружелюбный лай болонки, любимой собачки президентши и оглушительный крикъ попугаевъ, важно сидвшихъ въ золоченыхъ клткахъ на растворенныхъ окнахъ голубаго салона.

Пройдя мимо терассы, Кети вступила въ главныя ворота и неожиданно встртилась съ какой-то дамой, лицо которой было старательно прикрыто носовымъ платкомъ, однако сквозь прозрачныя кружева все-таки можно было замтить красные, заплаканные глаза. Кети тотчасъ-же узнала въ ней красивую жену одного маіора, роскошные туалеты которой сдлались поговоркою во всемъ город. Она быстро прошла за уголъ дома и исчезла въ густой, тнистой алле, врно съ тмъ, что бы успокоиться и уничтожить слды слезъ раньше, чмъ показаться въ общество.

– Ему ничего больше не остается длать, какъ пустить себ пулю въ лобъ, говорятъ, у него ничего не останется, – услыхала Кети, проходя мимо двери швейцарской, голосъ одного лакея.

– И по дломъ ему: чего такому офицеру пускаться въ биржевую игру, когда онъ ничего не понимаетъ! А теперь приходитъ его жена и надется своими слезами разжалобить нашего барина. Какъ-бы не такъ! Если-бъ онъ всмъ помогалъ, которые таскались сюда эти дни, – да тогда ему самому пришлось-бы притворить двери палочкой и остаться безъ гроша.

Опять одна изъ жертвъ ужасной катастрофы! Кети содрогнулась и медленно стала подниматься на лстницу.

Въ бель-этаж было совершенно тихо.

Машинально прошла она прямо въ ту комнату, гд жила нсколько мсяцевъ тому назадъ, и отворила дверь. Хотя баронесса Штейнеръ не господствовала больше въ вилл, но повидимому эта комната не была предназначена для пріема новыхъ гостей. Почти вся мягкая мебель была вынесена, но за то вдоль стнъ возвышались высокія подмостки, на которыхъ разложены были всевозможныя туалетныя принадлежности богатаго приданаго будущей профессорши. Посреди комнаты, на рзной вшалк красовалось блое атласное платье, сверху до низу покрытое дорогимъ кружевомъ и букетиками изъ мелкаго флер-д-оранжа: это былъ подвнечный нарядъ Флоры!

Посмотрвъ съ минуту на эту выставку, Кети осторожно вышла, затворила за собою дверь и, нсколько минутъ спустя она съ распростертыми объятіями стояла передъ Генріэттою, разразившейся такимъ восторгомъ, точно прибытіе младшей сестры на вкъ избавляло ее отъ безконечныхъ мученій.

Больная сестра была одна въ комнат.

Сегодня всмъ въ дом было много дла и никто не заботился о ней, жаловалась она. Морицъ праздновалъ свадьбу Флоры съ безразсудною роскошью. Онъ, какъ и всегда, хотлъ похвастаться передъ всми жителями столицы своими неисчерпаемыми денежными мшками.

Слдуя своему независимому характеру, Генріэтта не сказала роднымъ о томъ, что вызвала сестру телеграммой, на что Кети съ неудовольствіемъ покачала головою и замтила, что слдовало посовтоваться по крайней мр съ опекуномъ.

– Это совершенно излишне, – возразила больная съ досадой, – вдь они знаютъ, что я давно собиралась вызвать тебя; что-же касается до неожиданной встрчи съ Морицемъ, то можешь быть совершенно спокойна, такъ какъ онъ забылъ все прошлое и заинтересованъ кмъ-то въ Берлин, откуда пріхалъ вчера весьма разсянный и хотя весь вечеръ лукаво улыбался, но не отвергалъ намековъ и поддразниваній Флоры.

Кети молча слушала сообщенія Генріэтты и, наконецъ, почувствовала, что пріхала не во время. Правда, что больная сестра страдала сильнйшимъ разстройствомъ нервъ; глухой, давящій кашель сильне и чаще потрясалъ ея слабое тло, руки горли лихорадочнымъ огнемъ, и дыханіе становилось все слабе и тяжеле. Но какъ помочь всмъ этимъ страданіямъ! Кром того, Кети замтила красные, заплаканные глаза Генріэтты, тогда какъ прежде, даже при самыхъ сильныхъ страданіяхъ, больная никогда не доходила до слезъ.

Ее терзалъ мучительный страхъ, что Брукъ, не смотря на всю свою любовь къ Флор, не будетъ счастливъ въ своей семейной жизни; больная говорила это, стыдливо пряча свою кудрявую головку на грудь Кети, и не могла побороть въ себ той мысли, что и тетушка Діаконусъ тоже сильно тревожится за счастіе своего любимца.

Кети рзко остановила ее, замтивъ, что Брукъ не мальчикъ и долженъ самъ о себ заботиться; никто лучше его не могъ убдиться въ своенравномъ и эгоистичномъ характер Флоры, и если онъ, не смотря ни на что, все-таки желаетъ обладать ею, то пусть живетъ какъ знаетъ; это его дло.