Шрифт:
Я провелъ остатокъ дня въ тоск невыразимой. Прошло два дня; я ничего не слыхалъ объ Элеонор. Я мучился невдніемъ объ ея участи; я мучился даже и тмъ, что ее вижу ея, и дивился печали, наносимой мн симъ лишеніемъ. Я желалъ однако же, чтобы она отвязалась отъ намренія, котораго я такъ боялся за нее, и начиналъ ласкать себя благопріятнымъ предположеніемъ, какъ вдругъ женщина принесла мн записку, въ которой Элеонора просила меня быть въ ней въ такой-то улиц, въ такомъ~то дом, въ третьемъ этаж. Я бросился туда, надясь еще, что за невозможностью принять меня въ жилищ графа П… она пожелала видться со мною въ другомъ мст въ послдній разъ. Я засталъ ее за приготовленіями перемщеній: она подошла во мн съ видомъ довольнымъ и вмст робкимъ, желая угадать изъ глазъ моихъ впечатлніе мое.
— Все расторгнуто, — сказала она мн: — я совершенно свободна. Собственнаго имнія моего у меня семьдесятъ пять червонцевъ ежегоднаго доходу: ихъ станетъ мн. Вы остаетесь еще шесть недль; когда удете, мн авось можно будетъ сблизиться съ вами: вы, можетъ быть, возвратитесь ко мн.
И какъ будто, страшась отвта, она приступила ко множеству подробностей, относительныхъ до плановъ ея. Она тысячью средствъ старалась уврить меня, что будетъ счастлива, что ничмъ не пожертвовала, что ршеніе, избранное ею, до мысли ей и независимо отъ меня. Очевидно было, что она сильно превозмогала себя и не врила половин того, что говорила. Она оглушала себя своими словами, боясь услышать мои: она дятельно распложала рчи свои, чтобы удалить минуту, въ которую возраженія мои повергнутъ ее въ отчаяніе. Я не могъ отыскать въ сердц своемъ силы ни на одно возраженіе. Я принялъ ея жертву, благодарилъ за нее, сказалъ, что я оною счастливъ; сказалъ ей еще боле: уврилъ, что я всегда желалъ приговора неизмнимаго, который наложилъ бы на меня обязанность никогда не покидать ее; приписывалъ свое недоумніе чувству совстливости, запрещающему мн согласиться на то, что совершенно ниспровергаетъ ея состояніе. Въ эту минуту, однимъ словомъ, я полонъ былъ единою мыслію: отвратить отъ нея всякую печаль, всякое опасеніе, всякій страхъ, всякое сомнніе въ чувств моемъ. Пока я говорилъ съ нею, я не взиралъ ни на что за сею цлью, и я былъ искрененъ въ моихъ общаніяхъ.
Глава пятая
Разрывъ Элеоноры съ графомъ П… произвелъ въ обществ дйствіе, которое легко было предвидть. Элеонора утратила въ одну минуту плодъ десятилтней преданности и постоянности: ее причислили къ прочимъ женщинамъ разряда ея, которыя увлекаются безъ стыда тысячью поочередныхъ склонностей. Забвеніе дтей заставило почитать ее за безчувственную мать, и женщины имени безпорочнаго твердили съ удовольствіемъ, что небреженіе добродтели, нужнйшей для ихъ пола, должно вскор распространиться и на вс прочія. Между тмъ жалли объ ней, чтобъ не упустить случая винить меня. Видли въ поведеніи моемъ поступокъ соблазнителя неблагодарнаго, который поругался гостепріимствомъ и пожертвовалъ, для удовлетворенія бглой прихоти, спокойствіемъ двухъ особъ, изъ коихъ одну долженъ былъ почитать, а другую пощадить. Нкоторые пріятели отца моего строго выговаривали мн на мой проступокъ; другіе, мене свободные со мною, давали мн чувствовать неодобреніе свое разными намеками. Молодежь напротивъ восхищалась искусствомъ, съ которымъ я вытснилъ графа; и тысячью шутокъ, которыя напрасно я хотлъ остановить; она поздравляла меня съ моей побдою и общалась подражать мн. Не умю выразить, что я вытерплъ отъ сихъ строгихъ осужденій и постыдныхъ похвалъ. Я увренъ, что если бы во мн была любовь къ Элеонор, я усплъ бы возстановить мнніе о ней и о себ. Такова сила чувства истиннаго: когда оно заговоритъ, лживые толки и поддльныя условія умолкаютъ. Но я былъ только человкъ слабый, признательный и порабощенный. Я не былъ поддерживаемъ никакимъ побужденіемъ, стремящимся изъ сердца. И потому я выражался съ замшательствомъ; старался прервать разговоръ; и если онъ продолжался, то я прекращалъ его жесткими словами, изъявляющими другимъ, что я готовъ былъ на ссору. Въ самомъ дл, мн пріятне было бы драться съ ними, нежели имъ отвчать.
Элеонора скоро увидла, что общее мнніе возстало противъ нея. Дв родственницы графа П…, принужденные его вліяніемъ сблизиться съ нею, придали большую огласку разрыву своему, радуясь, что подъ снію строгихъ правилъ нравственности могли предаться долго обузданному недоброжелательству. Мущины не переставали видть Элеонору; но въ обращеніи съ нею допускали какую-то вольность, показывающую, что она уже не была ни поддержана покровительствомъ сильнымъ, ни оправдана связью почти освященною. Иные говорили, будто здятъ къ ней потому, что знали ее издавна, другіе потому, что она еще хороша, и что послдняя втренность ея пробудила въ нихъ надежды, которыхъ они отъ нея уже не таили. Каждый объяснялъ свою связь съ нею: то-есть, каждый думалъ, что эта связь требуетъ извиненія. Такимъ образомъ несчастная Элеонора видла себя навсегда упадшею въ то положеніе, изъ котораго всю жизнь свою старалась выдти. Все содйствовало къ тому, чтобы стснять ея душу и оскорблять гордость ея. Она усматривала въ удаленіи однихъ доказательство презрнія, въ неотступности другихъ признакъ какой-нибудь надежды оскорбительной. Одиночество мучило ее, а общество приводило въ стыдъ. Ахъ! конечно мн должно было ее утшить, прижать къ своему сердцу, сказать ей: будемъ жить другъ для друга, забудемъ людей, насъ не разумющихъ, будемъ счастливы однимъ собственнымъ уваженіемъ и одною собственною любовію: я то и длалъ. Но можно ли принятымъ по обязанности ршеніемъ оживить чувство угасающее?
Мы притворствовали другъ передъ другомъ. Элеонора не смла поврить мн печали, плода своей жертвы, которой, какъ ей извстно было, я не требовалъ. Я принялъ сію жертву: я не смлъ жаловаться на несчастіе, которое я предвидлъ, но котораго не имлъ силы предупредить. Мы такимъ образомъ молчали о единой мысли, васъ безпрестанно занимающей. Мы расточали другъ другу ласки, говорили о любви, но говорили о любви изъ страха говорить о другомъ.
Когда уже есть тайна между двухъ сердецъ, любовью связанныхъ; когда одно изъ нихъ могло ршиться утаить отъ другаго единую мысль — прелесть исчезла, блаженство разрушено. Вспыльчивость, несправедливость, самое развлеченіе могутъ быть примиримы; но притворство кидаетъ въ любовь стихію чуждую, которая ее искажаетъ и опозориваетъ въ собственныхъ глазахъ.
По странной необдуманности, въ то самое время, когда я отклонялъ съ негодованіемъ малйшій намекъ, предосудительный Эдеонор, я самъ содйствовалъ къ тому, чтобы вредить ей въ общихъ разговорахъ. Я покорился ея вол, но возненавидлъ владычество женщинъ. Я безпрестанно возставалъ противъ ихъ слабостей, ихъ взыскательности и самовластія печали ихъ. Я выказывалъ правила самыя жесткія, и сей самый человкъ, которой не могъ устоять противъ слезы, который уступалъ грусти безмолвной и бывалъ въ разлук преслдуемъ образомъ скорби, имъ нанесенной — сей самый человкъ показывался во всхъ рчахъ своихъ пренебрегающимъ и безпощаднымъ. Вс мои похвалы непосредственныя въ пользу Элеоноры не уничтожали впечатлнія, произведеннаго подобными словами. Меня ненавидли, ей сострадали, но не уважали ея. Обвиняли ее въ томъ, что она не умла внушить любовнику своему боле почтенія къ ея полу и боле благоговнія къ связямъ сердечнымъ.
Одинъ изъ обыкновенныхъ постителей Элеоноры, который, посл разрыва ея съ графомъ П…,изъявилъ ей живйшую страсть и вынудилъ ее искательствами нескромными отказать ему отъ дома, дозволилъ себ разсявать о ней насмшки оскорбительныя: я не могъ ихъ вынести. Мы дрались: я ранилъ его опасно, и самъ былъ раненъ. Не могу выразить безпокойствія, ужаса, благодарности и любви, изобразившихся въ чертахъ Элеоноры, когда она меня увидла посл сего приключенія. Она перехала ко мн, не смотря на мои просьбы; она не покидала меня ни на минуту до моего выздоровленія. Днемъ она мн читала, большую часть ночи сидла при мн: наблюдала малйшія мои движенія, предупреждала каждое желаніе. Ее заботливое сердоболіе размножало ея услуги, удвоивало силы ея. Она безпрестанно твердила мн, что не пережила бы меня. Я исполненъ былъ умиленія я растерзанъ угрызеніями. Я желалъ быть способнымъ вознаградить привязанность столь постоянную и столь нжную: призывалъ на помощь къ себ воспоминаніе, воображеніе, разсудокъ самый, чувство обязанности. Усилія тщетныя! затруднительность положенія, увренность въ будущемъ, которое должно разлучить насъ, можетъ быть, невдомое возмущеніе противъ узъ, которыхъ я расторгнуть не могъ, меня внутренно сндали. Я укорялъ себя въ неблагодарности, которую старался сокрыть отъ нея. Мн больно было, когда она повидимому сомнвалась въ любви столь ей необходимой: мн не мене было больно, когда она ей врила. Я чувствовалъ, что она меня превосходне; я презиралъ себя, видя, что я ея недостоинъ. Ужасное несчастіе не быть любимымъ, когда любишь; но еще ужасне быть любимымъ страстно, когда уже любить перестанешь. Я пренебрегалъ жизнью своею для Элеоноры, но я тысячу разъ отдалъ бы эту самую жизнь, чтобы она была счастлива безъ меня.
Шесть мсяцевъ, отсроченные мн родителемъ, миновались: должно было думать объ отъзд. Элеонора ему не противилась, даже и не пыталась удерживать меня; но требовала общанія, что по исход двухъ мсяцевъ я или возвращусь къ ней, или ей позволю съхаться со мною: я торжественно далъ ей въ томъ клятву. Какимъ общаніемъ не обязался бы я въ минуту, когда видлъ, что она борется сама съ собою и одолваетъ свою печаль? Она могла бы требовать отъ меня не покидать ея: я чувствовалъ въ глубин души моей, что я не ослушался бы слезъ ея. Я благодаренъ былъ, что она не прибгаетъ къ своей власти. Мн казалось, что за это я ее боле полюбилъ. Впрочемъ я и самъ не безъ живйшаго сожалнія разставался съ существомъ, которое столь исключительно было мн предано. Есть въ связяхъ продолжительныхъ что-то столь глубокое! Он безъ вдома нашего обращаются въ столь неотъемлемую часть нашего бытія! Издали съ спокойствіемъ мы замышляемъ ршительное намреніе разорвать ихъ; намъ сдается, что мы ожидаемъ нетерпливо эпохи, для сего назначенной: но когда сей часъ настаетъ, онъ поражаетъ насъ ужасомъ; и таково своенравіе нашего немощнаго сердца, что мы съ ужаснымъ терзаніемъ покидаемъ тхъ, при которыхъ пребывали безъ удовольствія.