Шрифт:
– Как ты к нему обратилась?
– переспросил он, уже из седла своей игреневой красавицы Молнии.
– Дорогой...
– повторила я и притормозила своего коня.
– А что тебе не нравится? Ты разве не хотел, чтобы я наладила с конем отношения?
– Вета, но, он же просто конь.
– Это для тебя, человека привыкшего к ним с детства, они все просто кони и лошади, а для меня Дубок теперь будет "мой дорогой". Кстати, ему это нравится, - добавила, уже с прищуром.
Борамир удивленно хмыкнул и тронулся с места. В отдалении от нас замаячили еще двое - наши сопровождающие из отряда Ольта. Я же пристроилась на Дубке с левого бока от Молнии, слегка "загребая" своим рыжим красавцем в сторону графа. Мужчина, пока мы выезжали через задние ворота на дорогу, терпеливо уворачивался от моих поползновений, а потом, все же не выдержал и показал мне, как надо "рулить" поводьями.
– Ну, правильно, - буркнула я.
– Я ведь до этого только круги по двору нарезала, а теперь пришлось ехать по прямой.
– Вета, ты умница, - расщедрился, наконец, он на комплимент.
– Но, если ты и дальше будешь обращать внимание только на уши своего... "дорогого", то не заметишь того, что так хотела увидеть.
А вокруг меня, действительно, была красота. Вечерний туман клочьями забросал полянку слева от дороги и прилегающий к ней холмистый лес, но все же, кое-где среди его седых проплешин, яркими фиолетовыми бутонами проглядывали цветы. Уже полузакрывшиеся, перед ночной прохладой, но, до сих пор красивые.
– Как называются эти цветы?
– в тон окружающей обстановке, тихо спросила я.
– Дриадины слезы.
– А почему дриадины?
– Говорят здесь, когда то очень давно, была дубовая роща, которую вырастили дриады, но в одно сухое лето, от молнии деревья вспыхнули и вся роща выгорела. А "бездомные" дриады потом долго оплакивали свою судьбу вот такими вот большими слезами, - закончил мужчина, совсем уже буднично.
– А ты видел когда-нибудь дриад?
– Нет. Это очень замкнутый народ и выходят они в свет либо, чтобы пополнить свои запасы зелий, либо, чтобы кому-нибудь насолить.
– Они что, так злопамятны?
– Да нет, - пожал плечами Борамир.
– А кому понравится, если тебя, например, лишили собственного дома? Взяли бы его и вырубили под корень. Ведь дриады живут в деревьях и больше всего любят, почему-то, дубы.
– И часто они так... выходят?
– ненароком оглядевшись по сторонам, спросила я.
– Нет, Вета, - увидев мою реакцию, засмеялся мужчина. В моих землях вырубка леса без особого разрешения, запрещена уже много лет...
Вскоре, хорошо протоптанная дорога взяла влево. Мы же продолжили свой путь по едва различимой в траве тропе и, в конце концов, въехали в лес. Вокруг стояла торжественная тишина. Высокие деревья, породу которых в сгущающихся сумерках мне было сложно определить, как древние воины высились вокруг нас, охраняя свое "волшебное" царство. Я вертела головой, улавливая малейшие шорохи, и пыталась разглядеть все вокруг как можно лучше. Но, вскоре, поняв всю тщетность своих усилий, вернулась глазами к тропе. Как раз вовремя, чтобы заметить, что впереди, уже виден просвет.
Русалочье озеро было небольшим, но зеркально чистым. И в этой зеркальной глади отражалось небо, лес на противоположном берегу и даже туман, стелящийся по береговой кромке воды. Я невольно замерла, увидев всю панораму целиком, и, с удивлением, нашла в своей памяти что-то очень похожее... Петрозаводск. Кафе "Три сосны". Картина с озером на стене и слова Чехова под ней:
– Человеку нужна не усадьба, а весь земной шар, вся природа.
– Что?
– спросил, уже слезший с Молнии Борамир. Он подошел сбоку к Дубку и протянул мне руки.
– Человеку нужна не усадьба, а весь земной шар, вся природа, - повторила я, глядя в его родные глаза, находящиеся сейчас на одном уровне с моими.
– Я эти слова прочитала еще в прежнем своем мире, по дороге сюда... к тебе.
О, как же мне захотелось тогда, до боли, до стона, вот так вот, всю жизнь провисеть здесь, в объятьях этого мужчины, пусть даже, считающего себя лишь моим другом. На берегу этого озера, каким то загадочным образом, отразившегося в обоих наших мирах... Но, Борамир мельком взглянул на подъехавших следом мужчин и осторожно поставил меня на землю... И, наваждение пропало...