есть кого облаять и обматерить. Не со злости. Чтобы в ответку выдал. Слово за слово,

верста долой. Надо только еще пять верст по шоссейке пройти, а затем свернуть на

грунтовку и еще с десяток отмахать. А там и родное село близко. С накрытым столом, с

жонкой, что как квочка будет бегать вокруг вернувшихся из трудного похода. Из

райцентра сын пришел, с учебы. А отец встречать вышел, еще затемно. Пешком. Негоже,

мол, единственную лошадку в семье гонять зазря. Петро цельный год прохлаждался,

пущай обратно привыкает к сельскому бытью.

Со стороны Киева донесся низкий басовитый рев, становившийся громче с каждой

минутой.

Оба, как по команде повернулись, выглядывая источник звука.

– Це шо?
– спросил сын.

Отец почесал в затылке.

– А я звидкы знаю? Може, литак? И хто у нас вумный як вутка?

– Да ни, це не литак. Я йх багато слышал, - ответил Петька, пропустив мимо ушей

очередную обидку.
– Да и гуркит зи шляху идет, а не з верху...

Шум нарастал. В дополнение, за оставшимся за спиной поворотом, появилось быстро

увеличивающееся пылевое облако, смахивающее чуть ли не на грозовое.

– Смерч це!
– всполошился Петька.
– Немов у пустеле! Нам за таке дыво на географии

розказувалы!

Из-за холма выскочила легковая машина размерами в две "эмки" и на огромной

скорости пронеслась мимо путников, обдав порывом горячего ветра. Следом, один за

другим, нескончаемым потоком неслись огромные грузовики. Каждый - чуть ли не с вагон

размером. Блестящие новенькой краской, пышущие жаром двигателей...

Отец с сыном отшатнулись подальше от дороги. Старший мелко крестился, глядя на

проносившиеся мимо махины. Младший только ошарашено лупал глазами.

– Ну, мля, чистый эшелон пролетел!
– сказал Петька, когда корма замыкающего

скрылась вдалеке.
– Батя, дай закурить. Опосля такого, перекур завсегда нужный.

– Эт ты, сынку, верно подметил, - задумчиво протянул отец, вытряхивая из пачки

папиросы. Из речи странным образом пропал "южнорусский говор". Наверное,

подействовала невиданная картина.
– И кто это был?

– Как "кто"?
– изумился сын.
– Ты че, батя, в своем селе, вообще озверел? По радио же

говорили, что к нам из будущего перенеслись. От, наверное, они самые и поехали. Как раз

из Киева, да по Харьковскому до москалей прямым ходом, на Белгород выскакивают, а

потом, аж до Москвы.

Петька с удовольствием затянулся и раздумчиво добавил:

– А может и в самом Харькове станут. Кто тих, "прыбульцив" знае?

– "Прыбульци"...
– покачал головой отец.
– Нихто не знае. А машины у них...Чистые

звери...

– Такой бы в хозяйство, да, бать? Кабину заместо уборной приспособить, а кузов - как

летняя кухня. Только окошки прорезать. Или вообще с совхозного поля по ночам буряк

воровать?

– Тю на тебя, дурень! Совсем в том райцентре от рук отбился, - неожиданно озлился

отец.
– Видишь, какие дела творятся? Я тебе шо говорил? Без образования ты теперь

никто! И звать тебя никак! Плюнь и разотри! Шоб цей же год до университету поступил!

– Та ты чого, батьку, я ж против й слова не казав?

– Казав, не казав! А ну кыдай цигарку, досыть вже! Смолышь, як той эшелон!

г. Лондон. Аэропорт Хитроу.

Первушин Андрей Иванович, предприниматель.

Правильно говорил Мюллер, что верить нельзя никому! На неделю уехал - Родину

подменили! Ни на кого нельзя положиться! Андрей пока не мог сказать, хорошо это или

плохо, и понравится ли ему сталинский СССР. Еще не определился. По правде говоря, он

и Брежневского-то особо не помнил. Но первым делом, как только вышел "Указ о

гражданстве", съездил в бывшее посольство РФ. Жизнь вне родного Урюпинска

Первушин не представлял. Вроде и не держало там ничего, родителей не знал, женой и

детьми не обзавелся. Не по детдомовским же стенам скучать или по "друзьям" -

собутыльникам? Но вот категорически не тянуло на ПМЖ не только в Берлин или Париж,