Шрифт:
Впрочем, умирать не хотелось, даже мысленно, потому что со смертью обрывалась чудесная цепочка грез… Нет, он будет сражаться с гитлеровцами, до тех пор, пока хоть один из них жив, пока не освободит маму, ее подруг, Садыка и Фатика и всех советских людей, томящихся у фашистов.
Вернулся Федор Иванович на рассвете, измученный и сильно расстроенный.
— Что случилось?.. Или опять как тогда? — насторожился мальчик, намекая на неудачный поход за молоком.
— Нет, просто зря сходил. Проклятая нога. — Капитан тяжело опустился на землю и с досадой, но осторожно потер изувеченную ногу выше колена.
За эту ночь морщины на его бледном заросшем короткой щетиной лице обозначились еще резче, как будто их подвели черным карандашом.
Весь следующий день они простояли на месте. И вечером, изучив еще раз какой-то участок своей топографической карты, Федор Иванович вновь незаметно отозвал Сережу в сторону:
— Ты сегодня подежурь… как вчера.
— Опять пойдете? — спросил мальчик.
— Да.
— Ведь вам трудно пешком! Можно мне с вами?
— А зачем? Если ты пойдешь, мне от этого легче не станет.
— Вдвоем лучше. Я хоть куда проберусь, вы только скажите. А потом, на лошади можно…
Федор Иванович отрицательно покачал головой. Сереже показалось, что он улыбается снисходительно и насмешливо.
— Может, думаете, струшу? — порывисто воскликнул мальчик. — Ни за что! Пусть стреляют! За маму и за всех наших и я фашистам не прощу. Если бы мне ваш пистолет, я бы вышел на дорогу и первого бы фрица уложил, как вы полицая…
— Вот этого-то я и боюсь.
— Что фашиста убью?
— Нет, что погибнешь зря и дело испортишь. — Капитан привлек к себе мальчика: — Скажи-ка, Сергей, сколько ты гитлеровцев хочешь уничтожить?
— Всех! — не задумываясь, выпалил подросток.
Федор Иванович улыбнулся.
— Вот видишь — всех! Программа хорошая. А сам говоришь: вышел бы на дорогу и уложил первого попавшегося! Верю, при случае ты бы так и сделал. Ну и что ж из этого? Второй фашист тебя бы застрелил. И выходит — один на один. Это в лучшем случае «ничейный» счет!.. А в худшем — ты бы мог только ранить или даже промахнуться. Тогда полное поражение! А мы должны победить. Понимаешь: по-бе-дить! То есть уничтожить фашизм вообще, а самим остаться живыми и победу отпраздновать.
— И отпразднуем!
— Отпразднуем, если каждый советский человек будет действовать с умом, строго выполнять приказы и распоряжения старших.
— А разве я не выполняю? Я только хочу, как лучше. Чтобы наши быстрей победили.
Федор Иванович как-то особенно серьезно посмотрел в глаза подростку, задумался, но ничего не сказал.
— Я знаю, почему вы меня не берете, — после некоторого молчания тихо произнес Сергей. — Думаете, я недисциплинированный, подведу.
Капитан Беляев отрицательно покачал головой.
— Я не имею никакого права подвергать тебя дополнительной опасности. Ты не поймешь этого.
— Нет, Федор Иванович, я понимаю. Будь я ваш сын — вы бы меня взяли. Папа бы меня тоже взял, если бы он здесь вместо вас был. Так в чем же дело?
— Ты думаешь?
— Конечно!
Это было сказано с такой уверенностью, что Федор Иванович, наконец, решился:
— Ну, хорошо, — медленно произнес он; потом заговорил строго и слегка хмурясь: — Не скрою, мне нужен помощник. Но прежде дай честное слово, что с этой минуты ты будешь слушаться меня не только как старшего, но и как своего командира… Слушаться беспрекословно. Без команды — никуда, ни одного шага!
— Даю! — с готовностью воскликнул Сережа, у которого от радости захватило дух. — Даю честное пионерское, что буду слушаться вас, как боец — командира!
С этого вечера Сергей стал активным помощником капитана Беляева в его ночных походах. Правда, первая диверсия его не удовлетворила: ничего героического они не совершили, даже не выстрелили ни разу, — просто у ближайшей большой дороги спилили три телеграфных столба и повредили провода.
— Какой в этом толк? — не скрывая разочарования, спросил мальчуган, когда они возвращались назад. — Завтра фрицы снова столбы поставят и провода натянут.
— А мы в другом месте порвем.
— Они опять восстановят.
— Вот и будет целый десяток солдат занят починкой того, что мы с тобой портим. А утром фашистскому генералу надо важный приказ передать — связи нет. Пока исправят линию — сколько времени пройдет? А на следующую ночь опять та же история… Связь на войне — первое дело!
— Ой, Федор Иванович, значит, мы по правде нашим помогаем! — радостно блестя глазами, воскликнул Сергей.
— Ты же сам рассказывал, что читал листовку с обращением к народу. Я тоже такую читал. Там же прямо про связь сказано.