Шрифт:
– А мы, Платон, на твоей.
– Завтра начинаем новую жизнь, – говорит Полибеев.
По клумбам и по кустарникам крадется вслед за влюбленными роковая красавица Роза. Глаза у нее мерцают, как у пантеры. В руке бутылка с серной кислотой.
Влюбленные останавливаются.
– Ты меня не любишь, Эдик, – говорит Нина.
– Холодно, холодно, – говорит Эдик.
– Ну, хоть немножечко любишь?
– Тепло, тепло…
– Любишь меня?
– Горячо! Горячо!
Совсем рядом в кустах горят глаза Розы.
– А как мы будем жить, Эдик? – спрашивает счастливая Нина.
– Мы будем жить интересно, содержательно, красиво, как в журнале «РТ», – ласково говорит Эдик.
Они целуются.
Роза вскакивает, размахивается бутылкой, но в последний миг выливает ее содержимое не на Нину, а на ближайший куст. С жутким шипением на кусту моментально сгорает вся листва.
– Что это вдруг зашипело? – спрашивает Нина Эдика.
– Метеорит упал, – моментально срабатывает глумливый его язык.
Влюбленные идут дальше по аллее.
Роза выбегает из-за кустов, хватает Толю Макова, страстно целует его, потом берет под руку, тянет за собой, обгоняет вместе с ним Нину и Эдика, вешается Толе на шею, дабы вызвать ревность неотразимого Эдика Евсеева.
Толя Маков растерян и смертельно испуган, он весь дрожит.
Эдик гогочет от удовольствия, потом вдруг кричит:
– Толик, делай, как я! – и бросается прочь от Нины в кусты.
Толя Маков мгновенно повторяет его маневр.
Парни скрываются.
Девушки издалека враждебно смотрят друг на друга, потом Роза кричит:
– Нинка, как у тебя с планом?
– Ни шатко ни валко. А у тебя?
– Ничего. У Шурки из «Ласточки» на сорок восемь рублей ушли. Слыхала?
– Слыхала.
– Пока, Нинка.
– Пока, Розка.
По пустой аллее бредет боцман Витя Сорокин. Он разучивает какое-то па танца «террикон».
– Ох, Эдичка-Эдюля, кто ж тебя выдумал? – вздыхает мама.
– Ох, мамочка-мама, – в тон ей с набитым ртом мямлит Эдик, – не понимаете вы морского характера. Вот папа вернется, он меня поймет.
…
мелькают саксофоны, трубы, флейты… летит в высоту круглая черная шляпа… пронизывает облака невиданный реактивный самолет… важно шествует слон… на спине у него Эдик Евсеев в чалме… Йе, йе-йе, хали-гали…
Утро настало, встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Город пробудился. Заворочались краны в порту. Потянулись по улицам люди. Боцман Витя Сорокин на почте у окошка «до востребования».
– А вам письмецо, Витя!
Просияв, боцман вскрывает конверт, читает письмо, шевеля толстыми губами:
«Здравствуй, Витя! Почему ты мне так долго не пишешь? Я знаю, что ты много работаешь на своем судне, я тоже много работаю, но…»
Дочитав до конца, боцман садится писать ответ:
«Привет, Витек! Получил твое письмо. Правильно ты меня ругаешь. Впредь постараюсь быть аккуратным. Однако по порядку. Вчера мы весело отметили юбилей нашего капитана…»
На стоянке такси уже томятся «женихи» во главе с Мелантием Полибеевым.
– Вчера племянник приехал… подарок привез… удочку…
– Брось…
– Давайте… в баню… или… в кино…
– Брось…
– В Греции… опять… того… бунт…
– Брось…
– Где бы мне… скипидару достать, а?.. и ваты…
– Брось…
На «Ладе» в это утро атмосфера довольно унылая. «Трюмные черти» меняют друг другу компрессы. Бесо и Шота мирно завтракают. Капитан и боцман маячат в рубке.
– У меня сегодня радость, Бронислав Иванович, – говорит боцман. – Письмо получил от друга…
– Поздравляю, – слабым голосом говорит капитан, – морская дружба, боцман, всего дороже. Женщинам не верьте, Витя… ох, где же Эдик, где Толик?
Бодрый и энергичный Эдик Евсеев спрыгивает на борт, за ним бодрый и энергичный Толя Маков.
– Бронислав Иванович! – кричит Эдик. – Мы только что из Портофлота. Приказано загружаться вдвое.
– Простите, Эдик, вы не ошиблись? Все-таки «Лада» – старое судно, – говорит капитан.
– Там сказали – «Лада» еще себя покажет! План будет – огромный! Прогрессивки – колоссальные! Там говорят – на Зуппе можно положиться.
– Что ж, они близки к истине. Что ж, вдвое так вдвое. Отдать швартовы! – кричит приободрившийся капитан и добавляет: – Пожалуйста!