Шрифт:
– Ну, что мне с вами делать, Зуппе? – в отчаянии спрашивает начальник.
– Поймите… прошу вас… семь лет без капитального ремонта… перегрузка… по вашему приказу… вдвое загрузились… коллектив боролся… увы…
– По какому приказу… вы что, с ума сошли?.. с больной головы на здоровую?.. рвачество, лихачество, халатность! Садитесь!
Зуппе садится, растерянно шевелит губами.
Начальники, а их двое, вполголоса совещаются.
– Что с «Ватерпасом» делать? Ума не приложу. Звонил в пароходство, резерв весь выбрали, людей нет… Может, этих? Зуппе? С ума сойти! А что делать? Керчь висит на телефоне… Москва барабанит… Одесса…
– Экипаж цел? – сурово спрашивает начальник.
– Цел! – просиял Зуппе. – Все целы, бодры, жизнерадостны. Отличные люди, должен сказать. Настоящие моряки!
– Вот что, Зуппе, слушайте внимательно. Соберете экипаж, примете буксир «Ватерпас», перегоните его в Керчь. Ясно?
– Спасибо, Кузьма Лукич, – прослезился Зуппе. – Большое морское спасибо за доверие. Постараемся загладить вину, замять…
– Ничего не надо заглаживать и заминать, – прерывает начальник. – Нужно перегнать «Ватерпас» в Керчь. Ясно?
– Ясно, – Зуппе, как военный, идет к дверям.
– А строгий выговор с предупреждением само собой, – говорит ему вслед начальник.
– Кому? – поражается Зуппе.
– Мне! – рявкает начальник.
– Я вам очень, поверьте, сочувствую. – Зуппе выходит.
Роскошный, сильно преувеличенный морской закат. В море садится младая, с перстами пурпурными Эос.
– Послушай, Толик, – задумчиво говорит Эдик, – как наши мальчики шустрят, ай-я-яй, а мы с тобой одиноки, а сердце уже жаждет любви…
Витя Сорокин с Бригитой, обнявшись, занимаются философскими проблемами.
Бесо и Шота прогуливаются со своими соученицами. Все четверо страшно ругаются друг с другом.
– Методики не знаете! – кричит Бесо.
– Физиологии не знаете! – кричит Натела.
– Я у Блюмкина крючок держал! – кричит Шота.
– А Вишневского читали? – ехидно подковыривает Ира.
«Трюмные черти» играют в волейбол с нимфами. Культуристов, пытающихся примазаться к кружку, отгоняют.
– Бух! Трах! Бултых! – кричат «трюмные черти». – Маришка, кидай! Эмилия, глуши! Регинка, чертовка, куда бьешь? Ух ты… чтоб ему… куды… пуляй!
Девицы хохочут, очень довольные.
К пляжу подходят три машины такси. Из передней бойким козликом выпрыгивает капитан Зуппе.
– Ждите здесь, – говорит он всем трем машинам и вбегает на пляж, гордый, веселый, счастливый. В руках у него новый шикарный портфель.
– Друзья мои, все ко мне!
Экипаж погибшей «Лады» окружает его. Девушки – тоже.
– Друзья мои, прекрасен наш союз! Не волнуйтесь, мальчики, ваш капитан даром время не терял, как, впрочем, и вы, я вижу. Все устроилось, храбрые мои ребятишки! Профсоюз выдал нам аварийные. Получайте, если угодно. – Открывает портфель, выдает деньги. – Красный Крест дает единовременное пособие… Ваня-Ваня, не толкайся, всем хватит. А Портофлот выдал подъемные и суточные. Спокойно, друзья, не надо оваций. Главное сообщение впереди – завтра утром мы принимаем буксир «Ватерпас»! Поведем его в Керчь! Рады?
– Очень даже рады, – говорит Иван, считая деньги. – Так бы почаще.
– Так жить можно, – философствует Сидор.
– Аварийные, пособие, подъемные, суточные, – подсчитывает Эдик и вздыхает: – Жаль мне «Ватерпас», хороший был сорокапушечный бриг…
– Эдик, извините, но это нетактичные шутки, – строго говорит капитан.
– Нетактично, нетактично, несурьезно, просто даже чрезвычайно обидно, – согласно загудели «трюмные черти».
– Эдик вообще несерьезный индивидуум, – заявил боцман.
– Не ссорьтесь, друзья, – сказал капитан. – Предлагаю посвятить завтрашний рейс памяти нашей доброй старушки «Лады».
Эдик Евсеев и Толя Маков синхронно зарыдали.
Капитан смахнул суровую слезинку.
– Друзья, у ворот нас ждут автомобили, а в «Ласточке» сидит жена моя Екатерина, которую вы все успели узнать и полюбить.
Экипаж направился к такси. Впереди шел капитан. Сидор шел с Мариной, Иван с Региной, Петр с Эмилией, Витя Сорокин с Бригитой Бордовой, Бесо с Нателой, Шота с Ирой.
Слышалась задушевная песня.
– Фестиваль молодежи, – сказал Эдик Евсеев.
Эдик, а за ним, разумеется, и Толя входят в кафе «Ракета».
Ниночка Лопова даже не посмотрела в сторону Эдика, хотя внутренне, конечно, вся сжалась.
Полибеев, Полигамов и Полинфердов, навалившись на стойку, объясняются ей в любви.
– Румынский гарнитур, – соблазняет Полибеев, – шесть стульев, стол, атаманка, польскую кухню присмотрел, венгерскую, гы-гы, спальню…
– Нинуха, мужик тебе нужен с характером, – бубнит Полигамов, – самостоятельный мужик, вроде меня…