Шрифт:
Фрау Мильх. А вот и леди! Вам телеграмма.
Это ответ, мисс?
Норма. Нет. Ответ на мою телеграмму еще не пришел. ( Смотрит на часы). Осталось еще полтора часа. Говорят, телеграммы здесь задерживаются в пути.
Фрау Мильх. Простите, мисс, мне показалось, что вы вдруг побледнели.
Норма. Нет, я только озябла... Сделайте мне, пожалуйста, горячий кофе.
Фрау Мильх. Сейчас приготовлю, мисс. (Хочет идти в кухню.)
Норма. Минуточку! Меня здесь никто не спрашивал? Фрау Мильх. Нет, мисс, никто. (Уходит.)
Норма (подходит к автомату, бросает монету и снимает трубку). Защитник Макарова? Капитан Майлд? Как?.. До сих пор нет еще ничего из канцелярии губернатора? Нет... Осталось так мало времени. Да, будем надеяться. Позвоните сами? О, благодарю, капитан. Двадцать семь — сорок девять. Благодарю! (Вешает трубку, еще раз перечитывает телеграмму. Увидев в дверях Эдвина Бентли, она инстинктивно прячет телеграмму в сумочку.)
Бентлиостанавливается и молча подносит пальцы к пилотке. Норма, стараясь казаться спокойной, садится к столу с левой стороны.
Бентли. Норма... Бедная Норма!
Норма (вскочила). Неужели... свершилось? (Посмотрела на стенные часы.)
Бентли. Ты об этом русском? У него еще есть целых полтора часа. Возможно, что в последнюю минуту придет сообщение о помиловании. Кроме того, майор Петерсон дал ему понять, что свой последний шанс он может использовать даже на ступеньках эшафота. Но я не с этим пришел, Норма.
Норма. Я слушаю.
Бентли. Ты вчера послала телеграмму советской миссии. Она не дошла до адресата, впрочем, этот факт не умаляет твоей вины.
Норма. Вины?!
Бентли (разводит руками). Не вижу ничего удивительного в том, что клерк говорит языком клерка.
Норма. Дальше?
Бентли. Та же самая участь постигла твою корреспонденцию, отправленную в редакцию «Дейли Уоркер». Очень жаль, что тебе не удалось передать ее по телефону. Петерсон вырвал бы у себя из головы последние волосы. Но это уже не твоя вина.
Норма. Дальше что?
Бентли. А дальше идет печальный эпилог.
Норма. Об увольнении меня с работы можешь не говорить. Я только что получила телеграмму из редакции.
Бентли. Что ж, этого надо было ожидать. Но это еще не самое страшное. Я вынужден предупредить тебя, моя дорогая, комендантом подписан приказ о том, что ты должна в течение двадцати четырех часов оставить этот город. У меня нет никаких сомнений, что завтра тебе прикажут вообще оставить Европу.
Норма. Как вижу, ваш аппарат работает безотказно.
Бентли. О да! Там, где без этого можно было бы обойтись. В нашем городе нацисты уже четвертую ночь беспрепятственно расклеивают листовки, в которых называют нас «придурковатыми янки» и обещают устроить нам кровавую баню.
Норма. Надеюсь, что под твоим руководством этот аппарат будет работать значительно лучше.
Бентли. Ты уже знаешь?
Норм а. О чем?
Бентли. Ну... о том, что я в ближайшее время должен сесть на место...
Норма. ...охотника за скальпами Петерсона. Нет, не знаю, но ждала...
Бентли. Ждала? Это говорит о твоем уме. Я, видишь ли, согласился на предложение Петерсона не только потому, что я ни на что лучшее не способен, но и потому, что граница между добром и злом давно уже исчезла в природе, если вообще она когда-нибудь существовала.
Норма. «Граница между добром и злом...» Видишь ли, Эдвин, для тебя эта граница никогда не существовала. К сожалению, я только сейчас поняла это. Ты воспринимаешь жизнь, как дар судьбы,— дар, который ни к чему не обязывает. Когда же эта самая жизнь предъявила тебе счет, ты словно злостный неплательщик удрал в Европу, удрал за три месяца до конца войны и заблаговременно устроился там, где привыкли только брать, а не давать. Чтоб сохранить остатки своего достоинства, ты, как видно, с помощью своего шефа изобрел принцип для оправдания своей капитуляции перед злом. Этот «принцип» позволил тебе сыграть со мной позорную комедию. В азарте цинизма ты просил меня воскресить в тебе прежнего Эдвина, хотя знал, что единственная перемена, происшедшая с тобой за эти несколько лет, была та, что у хищника выросли когти. Во время допроса в пещере Петерсона ты выступал в роли защитника истины, а на самом деле ты хотел только блеснуть перед шефом своими полицейскими талантами...
Бентли. Пусть будет так, Норма, однако учти, что твой приезд заставил меня, наконец, серьезно подумать о нашем будущем.
Норма (с сарказмом). Спасибо, Эдвин', за доброе сердце. Где ж было, однако, это твое сердце, когда ты тайком донес своему шефу о том, что бумаги Макарова можно найти в моей сумке.
Бентли. Ты должна сказать мне за это спасибо. Только таким образом я спас тебя от больших неприятностей.
Норма. И в то же время приобрел хорошую репутацию у Петерсона? Нет, не скажу я тебе, Эдвин, спасибо.