– И все же во сколько произошло убийство?

– Еще не знаю, – участковый явно изображал из себя крутого спеца, но с

ролью не справлялся. – Где-то утром.

– Утром я был на даче, – ответил тихо.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– А вы не думали, что вместо алиби вам в первую очередь надо

интересоваться мотивами.

– На вашем месте я бы не умничал.

Вы и на своем не очень стараетесь.

– У вас был мотив для убийства? – спросил так, будто я сейчас брошусь

ему в ноги с признаниями.

23

– Нет. Не было.

– А с алиби, что у нас там?

– У меня крепкое алиби. Во время убийства я был на даче. Это может

подтвердить мой сосед.

– Телефон.

Я вспомнил.

– Он живет на даче. Там нет телефона. Он поссорился с родителями и

живет на даче. Могу сказать адрес – всего-то 150 километров от Москвы.

– Дайте телефон его родителей.

Участковый звонил из коридора. Я слышал.

– Позовите к телефону Колю… Что я не знаю? Я из милиции и хотел бы с

ним поговорить… Прошу прощения… Давно?.. Очень жаль, извините.

Вернулся на кухню и огрел меня испепеляющим взглядом.

Испепеляющим? Случайно сорвалось – это слово больше подходило к

случаю с Колей. Как выяснил участковый, он заживо сгорел во время

пожара на даче. Не смог выбраться из дома. Это произошло после того,

как я вернулся в Москву. Кажется, у меня все-таки нет крепкого алиби.

– У вас проблемы, молодой человек.

– Я с ног валюсь от усталости. Я хочу спать.

Он улыбнулся. Доброй улыбкой. Наверное, милиция относится к

преступникам, как строгие матери к непослушным детям – бьют, но любя.

Я верну тебя на путь истинный! Он разрешил вселиться в комнату Нелли

после того, как оттуда уберется следственная группа. Правда, от меня

требовалось ничего особенно не трогать и быть под рукой на случай, если

худшие подозрения все-таки оправдаются. Не оправдались. Дело закрыли

утром, когда, наконец, выяснилось, что девочка покончила жизнь

самоубийством. Как же надо обозлиться на жизнь, чтобы лежа на

раскладушке, со всей дури всадить себе нож в живот, а потом аккуратно

прикрыться простыней. Я избавляю себя от подобных размышлений.

– Если бы я не напилась вчера, все бы слышала, – сказала мне

Вашингтон на ночь. Неужели это общее горе нас сплотило?

Я посмотрел на Борщика и предположил его реплику. Если бы не

прогероинился вчера, спас бы бедняжку. Кришнаитско-олигофреническое

лицо этого персонажа говорило само за себя. Спокойной ночи, дорогие.

Я спал прямо на полу, на матрасе, который вручили добрые соседи.

24

Одежду не снял. Если уж ночлежка – постарайся придерживаться

заданного стиля. Еще додумался перед сном заглянуть в зеркало.

Кошмары обеспечены. Прыщи, пыльные волосы, лицом брат-близнец уже

мертвой Нелли.

Я погасил свет и выкурил сигарету. Пепел стряхивал на пол. Появилась

возможность осмыслить все, что со мной произошло за день. Эту

возможность я с радостью отверг.

*

Проснулся разбитый и какой-то несочувствующий. Я не буду грустить по

угоревшему Коле, тот факт, что прошлым вечером здесь лежал труп

девушки, меня не волнует. Хочется есть, мыться и наконец переодеться.

Как очаровательно, что в квартире №44 нет горячей воды, никогда не было

и не будет. В 20-е годы ходили в баню – вряд ли я могу позволить себе

нечто подобное.

Кипятить воду для умываний – целое искусство. Искусство терпения –

наблюдать чугунные ведра, не думающие закипать. Интересно, существует

ли занятие созерцательней?

Все у меня валилось из рук. Не хотел себе в этом признаваться, но я

очень скучал по Валентину. И злился. Мне как-то приятней знать, что я

имею право на претензию. Однако он не дал мне ни малейшего повода.

Чем я могу утешиться? Квартира, заселенная придурками и тараканьим

игом, невыносимый запах на кухне, полное отсутствие ванной, прогнившие

трубы, навечно грязный пол. Я десять лет кирпичик за кирпичиком строил

свое одиночество, перебиваясь редкими случками, ему же только