– Не-а, одежда для тебя.

– С плеча Борщика ничего не приму.

– Мои вещи, – опять гордо растянула Вашингтон.

Мы сидели на огромном сундуке. В нем хранилась целая коллекция

одежды 30-х годов. Как потом объяснила Вашингтон, она нашла этот

сундук в подсобке квартиры и решила присвоить, потому что хозяин все

свои вещи забрал. Наверное, гардероб остался от предыдущих

владельцев квартиры №44. Может быть, именно тех, кто не брезговал

походами в баню.

Все это обсуждалось намного позже, после того, как мы отрезвели, а за

два часа до встречи с Валентином, я сказал: «Эта имнно та, чта мне нжно»

и стал копаться в древнем тряпье, как оказалось, исключительно дамском.

В 30-х нашей квартирой владела богатая и, наверное, влиятельная,

семья. Я мог судить только по женской ее половине – скорее всего это

была жена какого-нибудь партийного руководителя, одежду она покупала в

Париже и Лондоне и шила на заказ в московских ателье. Я выбрал

приличный, приталенный жакет из каракуля, блекло красное платье и

очаровательную шляпку-колокол. По живости все это походило на удачную

покупку в секонд-хэнде, за бомжиху меня бы не приняли. Вашингтон, дико

хохоча, навесила на меня несколько длинных ниток искусственного

жемчуга и убедила взять из сундука смешную муфточку. Еще неверной

рукой накрасила мне лицо под роковую даму и уложила волосы а-ля Джин

33

Харлоу.

С моим новым имиджем контрастировали только грубые мартенсовские

ботинки, подаренные Колей. Когда же ко мне посватался Дэн, я уяснил, что

это совершенно незаметная деталь. Естественно, я отказал!

Неверной походкой дойдя до столика Валентина, мне не удалось его

даже удивить. Все кафе порадовалось моему антикварному виду,

некоторые даже аплодировали, а Валентин сказал только одно, хотя и

дружелюбно:

– Как погляжу, вы не привыкли унывать.

Я моментально отрезвел и, источая запах нафталина, почувствовал себя

скандально. Под ироничным и строго-взрослым взглядом Валентина, как

будто не допускавшим подобного ребячества в момент необходимой

концентрации, я засмущался и разве что не покраснел. Я совершил самое

глупое – дал повод презирать себя и, может быть, представил на всеобщее

обозрение природу моего к Валентину отношения. До окружающих, если

честно, мне не было дела – все равно они приняли меня за эксцентричную

девушку – а вот Валентин теперь, скорее всего, догадывался, что я педик,

да еще и склонный к трансвестизму, хотя вот это неправда. Я привык к

выигрышному положению, когда гетеросексуальный мужчина вдруг

обнаруживает тягу ко мне, миловидному пареньку, а обратная ситуация,

действительно, делает меня совершенно уязвимым. Скажем так, я сам

привык презирать, от иных вариаций мне не по себе.

Валентину хватило такта не останавливаться на этом. Ведь он

идеальный.

– Вы нашли работу в баре «Пекин»? – спросил он.

– Нет. Почему?

– Это бар в стиле film noir. Новый хозяин помешался на «Касабланке».

Валентин помолчал.

– «Farewell, my lovely», – добавил он просто и позвал официанта. –

Хотите что-нибудь?

– Мышьяк – самое оно.

– Нет, так не пойдет. Вы сейчас в очень сложной ситуации, вы потеряли

дом. Я прекрасно знаю, что жизнь в квартире №44 не сказка, и испытываю

34

ответственность за вас. Не могу позволить вам опуститься и погибнуть.

Я готов был стечь под стол, настолько меня тронули его слова. Я понял,

что сделал правильный выбор, влюбившись в него, и даже если он сейчас

исчезнет, я всю жизнь не устану повторять: «О! Это был прекрасный

человек!». От Валентина шло тепло, уверенность в завтрашнем дне, и это

вызывало восхищение. Хотя бы мне и не суждено войти с ним в

завтрашний день рука об руку.

Следующий час я попивал горячий шоколад, уютно расположившись на

мягком диванчике, и ловил каждый жест любимого, каждое его слово. А он

говорил вещи приятно-прагматичные: