категоричных людей, которые оценивают других в зависимости от своих убеждений или

настроений – они правды не видят. Но если поставить рядом интеллигентного,

рефлектирующего человека, которому разум или, я не знаю что – может, мораль? –

ограничивает его непосредственное восприятие, и человека культурно и интеллектуально

почти обделённого, на чьей стороне, как вы думаете, будет преимущество?

– Преимущество в чём? – уточнил Борис.

– Плебей ближе к животному, но именно поэтому он реагирует тоньше, стремительнее,

без фильтрации, как у интеллигента, в каком-то смысле он совершеннее в своём восприятии

других людей, понимаете?

– Габи, что за удивительное высокомерие называть необразованных людей животными?

Может, уже кофе?

–

Вы меня совсем не поняли. Я не презираю ни в коем случае, наоборот – завидую!

– И что, вы променяли бы свой интеллектуальный, духовный багаж на чутьё животного?

– Я оказалась заложницей у собственного разума, в компании которого, не буду спорить,

пережила много прекрасных минут, но теперь у меня такое ощущение, что я лишена чего-то

очень важного. Лишена какого-то незамутнённого восприятия реальности и людей, особенно

людей.

–

Вы скучаете по временам максималистского отрочества?

– Боже упаси, никогда, никогда не захочу туда возвращаться, вообще куда-то обратно

возвращаться… О чём мы?.. Ах, нет! Я не говорю об оценках вообще. Интеллигент

рефлектирует, он пытается оценить правильно и теряется в лабиринте смыслов. А я жажду

хотя бы ненадолго отключить весь этот аппарат анализа и фильтрации и просто видеть чётко.

120

Чувствовать чётко, чувствовать, что происходит на самом деле, а не каждый раз упираться в

то, что творится, накручивается у меня в голове. Я не хочу думать, нет, есть ещё б ольшая

пакость – не хочу предполагать. И не хочу бежать от реальности, которую не способна

почувствовать чётко, в интеллектуальщину. Вроде как от вас, люди-животные, с вашей

агрессивной интуицией я отличаюсь тем, что я культурно и интеллектуально подкована. Но

что это даёт? Раз я потеряла что-то очень важное, вернее, никогда этим и не обладала.

–

Габи, но каждому своё место. Это естественно, у каждого свои предрасположенности.

– И свой бэкграунд, верно? А видите ли вы, Боря, как прямо у нас на глазах происходит

очередное деление на классы, прямо будто это неизбежный процесс, повторяющийся

постоянно.

–

Вы о чём?

– Я о своём окружении, о молодых ребятах, умницах, образованных и имеющих доступ

ко всем культурным сокровищам, благо, сейчас это даже легче, чем раньше – Интернет,

открытые границы и всё такое. Знаете, что мне недавно сказал один мой знакомый

интеллектуал лет 25?

–

Понятия не имею, верите ли?

– Он говорит: иду я по улице и – о боже, мои нейроны – вижу киноафишу к очередной

тупой народной комедии, когда же, о когда же, вопрошает мой знакомый, на всех улицах я

стану видеть лишь афиши с одухотворённым ликом, скажем, Изабель Юппер какой-нибудь?

Не бывать такому явно в этой стране, бежать отсюда надо, бежать.

–

Ну сноб, что тут поделаешь.

– Да не это. Опять пропасть образовывается, она всегда была, и вот опять видна. Есть

так называемая интеллигенция и так называемый народ, опять то же самое. И ребята, мои

знакомые, вырастут в интеллектуалов, которые так и будут вздрагивать в присутствии ребят,

выросших из народа. Кажется, такие условные понятия, термины-фантомы из прошлого

века, ан нет – вот оно, здесь. Новое социальное деление среди молодёжи, снова стена

непонимания между «новой интеллигенцией» и «новым народом» – это бесконечный

процесс? А культурный товар, естественно, будут производить первые, в надежде, что его

воспримут вторые. Но тут изначально ошибка в программе, потому что понять и принять

свой народ новая интеллигенция так и не удосужилась. Может быть, сейчас обстановка даже

печальнее, потому что прежде интеллигенция всегда была взволнована проблемой народа, а