кроме идей, будет ещё что-то… А именно действие. Грубо говоря, не рассуждения о

сострадании, а самое сострадание – полнокровное, деятельное. А получилось так, что я как

будто сижу в какой-то рубке, управляю процессами, но сама в них не участвую.

– Что-то мне не верится, что вы не умеете сострадать, - подбодрил её мужчина, отечески

улыбаясь.

– Умею-умею, - засмеялась Габи. – Но вроде как не знаю, что с этой способностью

делать. Я чувствую свою оторванность от чего-то более реального. Подождите, я всё

пытаюсь сформулировать… Как будто существует некая интеллектуально-духовная элита,

обладающая монополией на высшие ценности. Но вдруг это только миф? Возможно, раньше

и существовали благородные люди, у которых слово не расходилось с делом, потому что они

сами собой воплощали понятия чести, достоинства, братства. Но так ли это сейчас? Такое

ощущение, что сегодня есть класс людей, активно оперирующих духовными понятиями, но

лишь как орудием труда – это то, чем они зарабатывают себе на жизнь. Но отстранённо. Не

действие, а идеи. А реально привносят это в жизнь вообще какие-то третьи лица, мало кем

учитываемые и безымянные. И вообще по-новому – согласно современным социальным

условиям, а не литературным представлениям прошлых веков.

–

А если конкретнее? – попросил Борис.

– Пожалуйста. Одно время я жила в Подмосковье, каждый день добиралась до Москвы

на электричке и не раз становилась свидетелем подобных сцен. Вот пьяный. Скажем, он не

смог сесть, и рухнул где-то в проходе. Кто ему поможет встать? Интеллигентная особа,

читающая книгу в уголке, или шумная баба рыночного типа?

–

Хм. Понимаю. Поможет баба.

–

Да. Интеллигентная особа либо сделает вид, что не заметила, либо начнёт возмущаться

современным нравам, полная благородного гнева.

–

А баба, хоть и выругается, но по собственному опыту или опыту своего мужа знает,

что такое пьянство, - продолжил Борис.

– Не факт, что она сопереживает, вряд ли вообще. Но она знает кое-что на опыте и

поэтому наподдаст алкоголику, но уж как-то его усадят, помогут. И тут же забудут. И вот,

что странно. Выходит, никакой монополии нет. Можно действовать, особо не сопереживая,

просто потому, что ты обладаешь конкретным знанием. И можно ведать о неких идеалах,

отстаивать их, но при этом не сделать чего-то простого и конкретного.

– Габи, всё это спорно, но мысль понял. А что до работы души, которая передоверена

обществом различным медиа, я тут всё-таки хотел бы вас поправить.

Она заинтересованно кивнула, готовая выслушать иную точку зрения.

– Я могу сравнивать ситуацию в России и за рубежом, - объяснил Борис. – Много

путешествовал, знаком с развитой культурой благотворительности в иностранных

государствах. Поэтому могу сказать, что в России как раз сложилась довольно необычная

ситуация. Вы говорите, люди, озабоченные социальным выживанием, передоверяют

духовную работу, например, телевидению, а оно в свою очередь транслирует и так далее.

Это ненормальная ситуация, но совсем по другой причине. Здесь абсолютно всё вверх

тормашками. Серьёзно озаботиться социальным выживанием должны не люди, а

73

государство, управляющий аппарат, это его основная функция – заботиться о людях,

удовлетворять их социальные потребности. А у нас этого нет. Между народом и

правительством какая-то яма гигантская. И так выходит, что народ больше доверяет

телевидению и газетам и в случае беды обращается к ним, а не к чиновникам – так

эффективней. Возможно, со временем, это, действительно, приняло странные формы, но

причина нездоровых отношений народа и СМИ именно в удалённости правительства от

народа, а не в отдалённости от людей их духовных способностей. И государственные СМИ

заодно с официальной культурой тут выступают своего рода посредником между

правительством и народом. Выполняют заказ – ну вы им спустите патриотических

настроений, идей всяких высоких, напомните им о сострадании, накормите их иллюзиями,

скажите, что мы работаем над вопросом, пусть они спят спокойно, и к нам не пристают.

Брюнетка сделала наконец – короткий, правда – глоток из своего бокала и еле заметно