«Про себя он с удовольствием отмечает, что ему удалось-таки задеть собеседницу». Борис

продолжил:

– И прекрасное сострадание, о котором вы сегодня так много и талантливо говорили…

Габи, неужели вы не знакомы с теорией, утверждающей, что идея сострадания, концепция

страдания вообще, а также чувство вины испокон веку специально внедряются в общество

сверху? Так как это одно из самых эффективных орудий государственного, а до этого

церковного, контроля. Человек, не ведающий о страдании и сострадании, будет

естественным образом стремиться к достижению личного благополучия. А, значит, он не

имеет смысла в обществе, где одни работают на других. В любом обществе, где есть хотя бы

малейшие представления о власти и экономике, этот человек не имеет смысла как работник,

ведь он предпочтёт властвовать, а зачем у власти огромные массы жаждущих личного

благополучия – лучше, конечно, контролировать этот процесс, что и происходит. И вы, Габи,

также способствуете этому процессу, по-своему отстаивая идею сострадания. Но ведь мы не

рождаемся с потребность к состраданию, согласитесь? До определённого возраста любой

ребёнок лишён сострадания – до тех самых пор, пока эту идею ему не внушат родители,

учителя, сказочники или ещё кто-нибудь. Ребёнок, измывающийся над насекомыми и

жабами, не имеет представлений о чужом страдании и, соответственно, сострадании, пока

кто-то не даст ему хороший подзатыльник. Вот как нам внушают идею сострадания –

подзатыльниками, ремнём или скучными, непонятными нравоучениями. Но изначально ни в

одном человеке этого нет.

– Я, честно говоря, не люблю, когда в целях аргументации приравнивают детей и

взрослых, или там животных и людей, это на самом деле чистая риторика. И ген эмпатии

учёные непременно найдут, дайте время, - сказав это, брюнетка скрестила руки на груди.

«Этим жестом Габи особенно радует Бориса – по его подсчётам теперь она не только

задета, но и ушла в глубокую защиту».

– Если это генный расклад, ситуация мало меняется, - ответил мужчина. – В ком-то,

значит, есть, а в ком-то нет – игра случая. Ладно, не будем об этом, - легко и весело

согласился он. – Я же к чему веду? Габи, развлекайтесь, пока вам интересно, пока вы

испытываете исследовательский азарт, но умейте вовремя отступиться. Поверьте моему

опыту, когда вы повзрослеете, надо будет решать совсем другие проблемы. А с

наступлением зрелости всегда происходит переоценка ценностей. Вы выйдете замуж, родите

детей, и тут уже философские ребусы не помогут. Когда ты пытаешься сохранить семью,

дать всё необходимое детям, заработать достаточно денег, чтобы все были сыты. Мучаешься

вопросом, как осчастливить именно этих, посланных тебе судьбой, дорогих сердцу людей –

чем вам не сострадание? возможно, самая совершенная его форма – когда ты борешься за

право своей семьи и тебя самого получать от жизни самое лучшее – вот именно тогда, в

таких условиях ты узнаёшь, чего ты стоишь как человек. Это реальное, это называется

жизненными испытаниями – в противовес витанию в эмпиреях. Честное слово, сейчас меня

гораздо больше волнует проблема личного комфорта и безопасности, чем какая-либо из

мировых философских систем.

–

А у вас есть семья? – неожиданно спросила Габи.

–

Да. На мне – жена, двое детишек и ещё сестра – старая дева.

75

–

Сколько детям?

–

Полтора годика и год.

–

Кем вы работаете? – брюнетка интересовалась сухо, как будто мысленно заполняла

анкету.

– Ну… Это допрос, да? – он расхохотался. – Неважно, Габи. Ведь речь не об этом.

Девушка несколько раз кивнула, наверное, признавая его правоту. «Борис решает, что она

подавлена». Габи больше не улыбалась и по-прежнему сидела, скрестив руки, а теперь ещё и

закинув ногу на ногу. Она глядела в пол. «Борис вдруг, но очень мимолётно, стыдится своего

выпада, он хочет как-то смягчить возможную реакцию девушки».

– Габи, всё это пустое, - сказал он нежно. – Очередная вариация спора отцов и детей,

здесь нет победителей.

«Про себя Борис всё-таки чувствует, что в этом споре выиграл он. А внезапно