за столом, восседала странная женщина. Видимо, карлица, и крайне тучная в заду. Но у

женщины не было рук – исключительно фонарики коричневой блузки. На столе перед ней в

самом деле оказалась чашка, дымившая только кофе, то ли чаем. Женщина вопросительно и

молча смотрела на Илью. Или, возможно, сквозь него. Она, конечно, не могла притронуться

к чашке. Скорее всего, наклонялась к ней, подобно курице, чтобы всасывать по глотку. Илья

посмотрел направо. Ещё одна закрытая дверь, ведущая в соседнее помещение. Карлица

продолжала глядеть на непрошеного посетителя (или всё-таки сквозь него). Тут Илья понял,

что он спит.

«Как иногда случается во время сновидения, Илья осознаёт, что происходящее вокруг –

ему только видится, но при этом не пробуждается, а обретает свободу действия внутри

собственного сна. Как обычно в таких случаях, Илья испытывает восторг. Теперь он может

контролировать события. Подходит к двери в соседнее помещение и открывает её.

Переступает порог. Странная женщина куда-то сгинула, он и забыл о ней, оставив позади.

Илья оказывается в огромной, богато обставленной зале с высокими потолками и

хрустальными люстрами, а также бордовой ковровой дорожкой, бегущей к столу в центре

помещения. За этим круглым столом также сидят люди. Молча смотрят на Илью. Примерно

двадцать-тридцать человек. Все – инвалиды. Сначала кажется, что они сидят на низких

стульях, но, приглядевшись, Илья видит грубые костыли под мышками у каждого – они

безногие, хотя и с руками. Это сборище напоминает Илье калек с картины Брейгеля

Старшего: те же диковатые зигзаги поз, то же дебильное выражение уродливых рож, те же

эксцентричные головные уборы и странные одеяния, увешанные короткими лисьими

хвостами – символом проказы. До того, как Илья вошёл в зал, калеки, похоже, вели

80

переговоры или решали какой-то важный вопрос. А сейчас они только молча изучают

физически здорового человека»

Кто-то несколько раз пихнул Илью в плечо.

–

Ты идёшь, нет? – раздался недовольный шёпот Вики.

Она умела вторгнуться в чужой сон с безаппеляционностью советского будильника.

Одновременно растирая заспанные глаза и спасая их от резкого света настольной лампы,

юноша пробубнил:

–

Который час?

–

Двадцать минут первого. Пора двигать в лес, ты мне обещал.

Вика ходила по комнате широкими шагами, извлекая из всех углов нужные ей вещи:

свитер, бинокль, охотничье ружьё, компас, сигнальную ракету, крем для рук, фонарик.

Казалось, ещё чуть-чуть, и она начнёт на манер киношного Шварценеггера, борющегося за

справедливость, мазать лицо в маскировочные цвета.

Умываясь, Илья пересказал ей свой сон. По Вике нельзя было сказать, слушает ли она. Уже

вместе они закончили сборы и без пяти час вышли из дома. Чтобы не разбудить финских

соседей, передвигались особенно осторожно, но Илья всё-таки поздоровался впотьмах с

пустым жестяным ведром.

До самого леса друзья шли молча. Деревня Анонниеми как будто мирно спала.

– Вик, - позвал юноша на опушке.

–

Слушаю.

–

А что ты всё-таки хочешь найти в лесу? Думаешь, тот странный человек затаился где-

то поблизости?

В отличие от девушки Илья почти ничего с собой не взял – только прибор против комаров,

усовершенствованный и готовый к работе.

–

Не знаю. Возможно. Я рассчитываю найти хотя бы зацепку. Что-то может вывести нас

на след этого человека, или дать объяснение.

–

Но ведь днём… след искать… сподручнее.

– В дневном лесу слишком много лишней информации. Из-за людей. А потом… вот мы

уже продолжительное время живём прямо на краю этого леса и совершенно его не знаем. У

тебя разве нет желания с ним познакомиться? Лес, как и море, самим собой бывает только по

ночам.

– Вика, а ты готова… - Илья откашлялся. – Если потянуть… ты готова к тому, что наша

жизнь может резко измениться?

– У нас нет другого выбора, -ответила уверенно.

Сначала они шли по знакомой тропе, минут двадцать, всё глубже продвигаясь в лес, затем

Вика молча сменила курс, и молодые люди стали осаждать лесной массив, не разбирая