Стоеросовые? Сталагмитовые? Стрептоцидовые? Ну, какие?

–

Перисто-слоистые-истовые, - сдавался Илья, невольно улыбаясь.

К своему дому Илья и Вика подошли, уже крепко держась за руки.

83

И тут их спокойствию нанесли удар.

На крыльце дома стояла небольшая, чёрная коробка. Кому она предназначалась, ровно как

и, кто её здесь отставил, понять было невозможно. Открыла Вика. Илья зажмурился на

случай бомбы.

В коробке оказалась только шишка. Еловая, сосновая – кто их разберёт? Просто шишка.

– Господи, во мне что-то неправильно… Или ты не признаёшь таких слов? Не знаю, как

тебе молиться… Я лучше просто выговорюсь, ладно? Во мне как будто что-то засело. Что-то

заставляет меня поступать не так, как я хочу. Я хочу любить – чистой, светлой, тёплой

любовью, а вместо этого испытываю обиду, даже спешу обижаться. Все мои лучшие

побуждения вдруг оборачиваются злом. Я хочу излучать добро, нежность, свет, а вместо

этого веду себя агрессивно, гневаюсь на людей и этот мир. Иногда я как будто раздваиваюсь,

смотрю на себя со стороны и поражаюсь – почему я себя так веду, почему я не могу себя

остановить, прямо говорю себе мысленно – ну что же ты творишь, ты только причиняешь

вред себе и другим… Господи, почему это так со мной? Это всем людям свойственно? Ты

нас специально такими задумал? Но зачем?.. Я понимаю, ты не ответишь, но как же быть?..

Мои друзья говорят, прекрати себя есть, всё, что в тебе заложено, нравится тебе это или нет,

всё это и есть ты, прими себя и с хорошим, и с плохим, просто живи. Но я не могу так… Ведь

зло, которое я не в силах контролировать, оно же причиняет вред, и если это моё зло, почему

я не могу его обуздать, приструнить, подчинить себе? Не хочу, чтобы оно выходило в мир,

не желаю. Пусть как-то сидит во мне. Но власти над ним у меня нет. Прёт наружу и всё тут.

И это и есть я?.. Я сейчас, наверное, плакать буду. Так больно, противно от собственного

бессилия. Порой мне хочется выблевать это зло, раздирающее мою душу, но не могу…

Будто во мне сидит какая-то сила, нечто инородное, заставляющее меня поступать в

противоречии с моими истинными желаниями – плакать хочется, бить себя, когда осознаёшь,

какая у этой силы власть над моей душой… Может быть, мы все рождаемся одержимыми?

Ты или что-то другое еще до рождения вкладывает в нас это зло, и вот вам вся жизнь для

того, чтобы понять, как с этим обращаться, как на это реагировать. И многие…

большинство?.. так и умирают одержимыми, ровным счёт ничего не поняв. А может быть,

это вовсе и не зло в нас, а просто не прирученная мудрость?.. Что мне делать, Господи? Для

чего всё это? Ты ведь понимаешь, что нечестно играешь? Одержимость людей, эти странные,

необузданные силы в них заставляют поступать скверно, грызут их изнутри, дарят им только

смятение и болезни, понуждают причинять боль другим. Но ведь люди как в тумане… Ты

молчишь? Или говоришь?.. Мне очень одиноко в этой борьбе.

Габи села на кровати, растирая заплаканные глаза. Скоро рассвет. Ей так и не удалось

заснуть этой ночью. Девушка встала, закурила и, отыскав пепельницу, направилась к окну.

Она жила в главном здании дома отдыха. Вид из её номера открывался на сосновый лес.

Среди мерно покачивающихся на ветру деревьев Габи заметила фонарный столб. Для чего он

там светил, девушка не знала.

Докурив, Габи быстро оделась: джинсы, футболка, ветровка, спортивная обувь. В ванной

ополоснула лицо (коснувшись его полотенцем, пристально глянула в глаза собственному

отражению, отчего снова захотелось плакать, но она сдержалась), затем погасила в номере

свет и вышла в коридор. Щёлкнул дверной замок. До самого выхода из дома отдыха девушка

никогда не встретила, только около застеклённой двери посапывал охранник. На ночь тут не

запирали.

Она вышла из здания и, не раздумывая, направилась в сторону деревни Анонниеми. Уже

через двадцать минут Габи стояла напротив дома, который привлёк её внимание днём. Снова

вплотную подошла к забору. Убедилась, что хозяева дачи так и не вернулись, после чего

ловко и тихо перебралась на частную территорию. Ещё не достаточно рассвело, чтобы её