Работа в руках ее спорилась, кипела, и сама она будто горела в работе. Проворно подбрасывая песок на грохот, она часто покрикивала на работниц:

— Ну, ну, шевелись, размазывайте! А ты иди своей дорогой, — куда пошел! — говорила она Якову. — Не балуйся! Борода у тебя большая, а ума-то все еще нету.

— Закружила!

— И не думала тебя кружить… Хватит на нашу долю молодых.

Яков, обиженный, отходил.

Наталья привлекала внимание приисковых парней.

Макар тоже зорко к ней присматривался и при встречах улыбался, а та, задорно косясь, спрашивала:

— Чего зубы скалишь?

— Да так! Глянешься ты мне, такая ты какая-то, недотрога, как зверюга лесная.

— Любишь?

— Не говори, Наташка!

Он бросался к ней, а она, быстрая, гибкая, как рысь, бесшумно ускользала от него и, закинув голову назад, выпрямившись стройным телом, говорила:

— Любишь?.. — Грудь ее высоко вздымалась: — Хороша Наташа, да не ваша.

— Гордячка!

— Ну, так что? Тебе от этого ведь не больно!

— Не дразни!..

— Не думаю.

Вечерами Наталья незаметно для всех исчезала с прииска. Она уходила в бор и собирала там чернику. Иной раз подолгу просиживала в колоннаде вековых сосен на моховом бугре. Как бы в полудреме пела она задушевную песню:

Как-то раз Макар услышал натальину песню и пошел на голос, пробираясь среди смолистых кондовых сосен в глубь бора.

Вдруг пение смолкло. Наталья вскрикнула.

Макар прибавил ходу. Подойдя ближе, он услышал разговор и в изумлении остановился.

Наталья сидела на земле, а возле нее стоял работник Гурька — маленький, белобрысый, вихрастый парень, в желтой рубахе, опоясанный широким кожаным кушаком.

— Как я перепугалася, — говорила Наталья, — чорт тебя тут принес!

— Не съем я тебя, — ответил Гурька, щеголевато подбоченясь.

— Зачем пришел?

— Так, к тебе пришел!

Гурька сел рядом.

— Незачем ко мне, не звала тебя!

— А кого звала, кого ждешь?

— Никого не жду…

— То-то смотри, Наташка… Того…

— Чего?

— Макарку ждешь?.. Он на тебя больно шары-то пялит.

— А хоть бы его, тебе какое дело?..

— А рыло набью!

— Кому?.. Уж не Макару ли?..

— Тебе набью, а он ловко подвернется, так и и ему.

— Эх, милый, права не имеешь… Вольный я человек. Только попробуй, тронь.

— И трону…

— Руки коротки… Эх ты, постылый! Много чести хочешь на себя взять, моим рылом распоряжаться.

— А вот и могу, забыла?

— Чего забыла?

— А обещала!..

— Слушай-ка, Гурьян, иди, откуда пришел… Не мешай мне…

— Уй-ты!

Наталья презрительно посмотрела на парня и встала. Гурька дернул ее за юбку, она упала. Барахтаясь, оба скрылись за моховым бугром.

— Только тронь… Только прикоснись… Не лезь, говорю!..

Макар в несколько прыжков очутился возле них. Гурька торопливо вскочил на ноги. Шапка его свалилась, а белые волосы были всклочены и торчали шпыном. Наталья бледная поднялась. Белесые глаза Гурьки злобно сузились.

— Тебе чего здесь надо, Макар Яковлевич? — желчно спросил он.

— Что надо, за тем и пришел!

— Дела тебе здесь нету… Пойдем, Наташа.

Гурька набекренил картуз на вихры, одернул желтую рубаху, собрал ее сзади под кушаком густыми складками. Кушак спустился почти на бедра; отчего ноги его, обутые в замазанные глиной сапоги, стали еще короче. Наталья отвернулась.

— Пойдем, говорят тебе!

— Не пойду…

— Не пойдешь?..

— Нет. Хозяин нашелся! Иди, откуда пришел! Сверкнув глазами, Гурька скрылся в лесу.

— Гнида! — тихо бросила ему вслед Наталья. — А ты зачем пришел?

Макар присел рядом с Натальей.

— Нехорошо как ты на меня смотришь!.. Бедко!.. Зачем, говорю, пришел?

— Ну, чего ты, Наташа?.. Услышал, поешь хорошо, и пошел.

Наталья сказала:

— Про себя я пела… Слушай-ка, Макар Яковлич, с чего ты за мной увязался? Богатый ты, а за рабочей девкой ухлёстываешь. Не найдется, что ли, тебе ровня, опричь меня?..

— А ежели ты мне глянешься?

— Ну, что же, ну и пусть, хотя бы и глянулась. Не пара я тебе.