Шрифт:
В эту ночь Скоробогатову долго не спалось. Перед ним, как живой, вставал Гришка, в ухарски надетой кепке, прямоносый квадратный в плечах парень… из-за спины его выглядывало черное небритое лицо Гайнуллы с хищной улыбкой.
«Ладно ли я сделал? — мучился сомнением Макар. — Ладно! К чорту с дороги!»
Прошло около недели. Макар встретился в разрезе с Пылаевым. Они не взглянули друг на друга, точно ничего не произошло. Макар подумал:
«Пустое дело… Ничего не будет».
А утром на другой день в контору вбежал испуганный Телышков.
— Дела, Макар Яковлич! Слышали?
— Что? — тревожно спросил тот.
— Гришку-то Пылаева кокнули.
Макар поднялся со стула. Он взглянул на ингуша и увидел ту же хищную гримасу…
— Где, кто?
— А кто его знает… Вот тут, в ельнике нашли зарезанного. Должно, в спину саданули… Насквозь! И на спине и на брюхе ранища. Должно, кинжалище-то здоровый был, когда сквозь прострочили.
— А там чего говорят? — указал Макар в сторону прииска.
— А там чего?.. Ничего не говорят. Одни жалеют, а другие так говорят: «На смирного бог нанесет, а бойкий — сам наскочит»… Ну, вот и наскочил… Таковский был!
— А не намекают, кто зарезал?
— А почем знают?.. Никто ничего не знает… Только думают, что…
— Что?
— Да думают… Потом я тебе скажу, Макар Яковлич!
Они вышли. Дорогой Телышков сообщил, что рабочие думают на ингушей. Скоробогатов шел, не зная куда. Смотреть на зарезанного Пылаева ему не хотелось. Его беспокоила мысль, что Кате известно о той ночной встрече с Пылаевым. Он старался навести штейгера на мысль о дочери, но прямо спросить не решался. А Телышков говорил:
— Пойдет теперь опять драна грамота! Я советую тебе, Макар Яковлич, уволить этих ингушей… Ей-богу!.. Добра с ними не наживем. Погоди, они и до нас доберутся.
Дня три Макар чутко прислушивался к разговорам, старался понять, догадывается ли Телышков о причине убийства, но Телышков разговаривал с хозяином обычным тоном.
На прииске к смерти Пылаева действительно отнеслись по-разному. На другой же день, — едва труп увезли в Подгорное, — вечером ватага молодых парней прогуливалась по прииску с гармошкой, напевая похабные частушки. Старые рабочие Пылаева пожалели.
— Хотя Гришка и буян был, а шушеру эту держал на узде.
При появлении Скоробогатова в квартире Телышкова Катя исчезла. Она осунулась, глаза были красные, опухшие. Макар подумал:
«Ревела…»
А Телышков, поймав дочь в кухне, остановил ее:
— Ты куда?
— К подруге.
— Как он в дом — ты из дома вон? Что это за мода, а?.. Не уходить!.. Слышь, я что тебе говорю? Подлюга!
Катя придушенно застонала и, вырвавшись, убежала, а Телышков, возвратившись в комнату, виновато проговорил:
— Непокорные нонче дети растут, упрямые, своеобышные. Мать была — ничего… умерла мать, — от рук отбивается девка.
Недели три Скоробогатов провел в страхе. Ему казалось, что каждый прожитый день приближает его к чему-то страшному… казалось, что все неминуемо раскроется. Присутствие ингушей тяготило его. Они стали дерзко и смело обращаться с хозяином. Дело дошло до того, что Гайнулла, хлопнув его по плечу, потребовал:
— Господын хозяин, дай денег!
Тон ингуша был настолько настойчив, что Макар без слов вынул из кармана кошелек и отсчитал несколько мелких кредиток, думая:
«К чорту вас! А то вы без совести — разнесете!»
XXIII
В Подгорном говорили, что рабочие завода собираются бунтовать. Эти слухи волновали обывателей. В ночь на пасху неизвестные люди напали на склады железного рудника горы Магнит. Заперли в сторожевой будке караульного. Взломали замки и увезли динамит.
На второй день пасхи с Безыменки прискакал верхом перепуганный Телышков.
— Ночь-то была, как ночь, тихая… Даже не подумали. Утром — на тебе… Суриков Никита связан. Кони ингушей разогнаны и… и… — Телышков запнулся, теребя ниточку на колене
— Ну, что-ж дальше-то? — нетерпеливо спросил Скоробогатов.
— Что дальше? Динамит весь до капельки увезли.
Скоробогатов вскочил с кресла и прошелся по комнате.
— Ротозеи!.. Слюнтяи, выгнать вас всех не жаль!..
Телышков виновато мял в руках картуз.
— Не думали…
— Молчать, сволочи! — Скоробогатов топнул.
— Не у одних нас, — сказал Телышков. — На Глубоком тоже пуда четыре взяли.
Макар ходил по комнате и громко сопел, что-то обдумывая.
— Ну, ладно, поезжай, да смотри, — держи ухо востро. На днях я приеду. На пасху-то все разъехались?