Иногда это представляют выход за пределы сахасрары, как растворение, иногда, как расширение сознания до размеров Вселенной. Иногда представляют это, как выход за пределы всего, за что только можно выйти. Иногда представляют, как растворение последней полупрозрачной стены майи, которая отделяет наше Я, нашу суть от сути всей Вселенной, от сути Абсолюта, от сути Господа Бога, если угодно. Нас от Высшего отделяет тонкое покрывало майи. Это вот и есть сахасрара-чакра.

Говорить об этом очень трудно, потому что это получается какая-то схема. Я встречаю многих йогов. Сейчас же все у нас читать, писать умеют. Вот книжечку он взял, прочитал: «Система чакр». Сейчас книжек по чакрам наплодили. И вот он, как на уроке, в пятом классе учитель поднял его, он отрапортовал: «Чакра такая-то, для такого-то и т.д.». Но это слова человека, который может быть и говорит вещи, но во-первых, не понимает, что он говорит, во-вторых, это нельзя вообще в принципе изложить языком понятным. Обрати внимание, древние тексты какие-то интуитивно-неявные. Не потому, что не вменяемые были учителя йоги в древности, они были более вменяемые, чем наши сейчас самые трезвомыслящие последователи йоги, они еще фору дали бы всем этим умникам современным. Вопрос в том, что чем больше человек практиковал, чем больше вовлекался в эту йогу, тем больше он понимал, насколько тяжело ему хоть что-нибудь сказать в этой области. Практически ничего невозможно сказать. И получается больше посыл, интуитивный толчок, именно поэтому в древности все йоги были поэты.

Все трактаты в древности были поэтичны, потому что поэзия – это некая отчаянная попытка разума выразить невыразимое. Поэтому поэты серебряного века в нашей стране всегда были, скорее всего, пророки будущего, чем члены коммунистической партии, которые пишут программу развития на следующую пятилетку. Поэт – он не понимает, он скорее чувствует, но и чувством это назвать нельзя, потому что это нечто большее, это как прозрение, попытка выразить в словах. В результате чего все эти откровения свыше – они очень дурной славой пользуются. Все предсказатели, когда они начинают что-то предсказывать тому, кому это предсказание дано, каждый понимает, что хотели сказать, но по прошествии времени, если аналитически проанализировать каждое слово, получается абракадабра.

По этой причине поэтические выражения высшего наиболее близки. Или туманные описания, хотя они не туманные – они предельно ясные, но в них сквозит счастье, радость, что-то грандиозное, запредельное, в них сквозит, в лучшем смысле слова, что-то потустороннее, следующий шаг. Это могущество и сила, и в том числе, это выше чем понятия могущество и сила. В общем, тяжелая вещь передавать невыразимое. Но с другой стороны, эти все тексты, которые отчаянно пытаются передать невыразимое, особенно если они написаны в поэтической форме, они дают некий толчок разуму. Любители поэзии цитируют четверостишья любимого поэта, и это дает толчок разуму к чему-то более Высшему, грандиозному. Точно также чтение текстов – это толчок в более высшие сферы, это переход от логики к интуиции, к состоянию вне логики.

В противном случае все стихотворное искусство не выдержало бы нашей прагматичной эпохи: что толку писать какие-то вещи, которые не имеют отношения к реальности. Поэтому в древности очень любили писать в стихах. Чем более поздний текст, тем уже меньше в стихах. Чем больше человек соприкоснулся в личной практике с этим запредельным, тем более расплывчата его речь, а вот чем меньше человек знает, тем более у него все понятно. У человека, который занимался йогой, коснулся этого, у него все непонятно, точнее и понятно, и непонятно. Есть ощущение, что он пытается передать что-то действительно грандиозное, но конкретика ускользает. А вот человек, который никогда ничем не занимался, не имеет личного опыта, у него все четко и ясно. Но человек, у которого был опыт, он тоже может излагать все логично, но его слова какие-то всегда более мягкие, всеобъемлющие. А чем меньше человек знает, у него все бескомпромиссно, такой фанатизм, помноженный на глупость и отсутствие личного опыта. Что же касается уровня разума – там разум отдыхает. Поэтому поэзия лучше передает некие умонастроения, нежели логика.

Ну и, наконец, последний момент. Есть священный город Варанаси Бинорез в Индии. Якобы там обитает сам Шива. И его посещение сопоставимо с посещением святого места. И даже умереть там, не то, чтобы жить, считается большой удачей. Вообще много в Индии таких мест, достаточно странных для западного менталитета: соединение двух рек, священный город, священная скала – даже если ты там умрешь – все, твоя йога выполнена. И многие люди сознательно, что уж время тянуть, раз – и на небеса.

Ученик: Как к этому относится?

Вадим Запорожцев: Не рубить с плеча. Безусловно, все может быть доведено до крайности, до абсурда. Но у человека есть внутренняя практика и внешняя практика, поэтому каждый центр внутри человеческого тела может быть связан с тем или иным местом на географической карте мира. Поэтому, доходя до того или иного города, когда паломник долго идет – это эквивалентно тому, что он дошел в своем сознании до тысячелепесткового лотоса. Это такая некая магия практики, некий шаманизм, некая ассоциативная связь, которая выстраивается вовне. Но как только ты ее отрабатываешь вовне, аналогичная ассоциативная связь отрабатывается внутри. Согласно аксиоматике, устройство нашего тела - это всего лишь ассоциативные связи: свежие и загрубевшие, причем загрубевшие настолько, что они уже передаются из жизни в жизнь. Подобно тому, как ты из бетона что-то делаешь, когда он сырой – можно лепить из него, а уже застывший – все, уже ничего не сделаешь.

Точно также все наши каналы, нади, центры, даже грандиознейший канал сушумна, мечта всех йогов – это, в конце концов, всего лишь ассоциативная связь, потому что в этом мире все сотворено с помощью майи, иллюзии. А все остальное – это всего лишь метаморфозы майи. Но есть метаморфозы, которые устоялись, в частности центральный канал. Они передаются из жизни в жизнь. А что его по-новому делать, если все равно лучшего не придумаешь? А уже более тонкие каналы – они формируются, тончайшие – формируются в течение человеческой жизни, а совсем тонкие – могут быть, как сформированы, так и сметены. Зачастую это грязь, которую мы набираем, и которая нам не нужна. Иногда чтобы порвать внутреннюю ассоциативную связь ненужную, мы делаем внешнюю ассоциативную связь. И разрывая внешнюю связь (по закону магии микрокосм и макрокосм соединены), ты рвешь внутреннюю связь.

Ученик: А вот эта внешняя связь, допустим Бинорез, священный город, она действительна для всех?

Вадим Запорожцев: Нет, только лишь для тех, кто в это верит.

Ученик: Эти внешние связи могут быть не только с Индией, но и с любым местом?

Вадим Запорожцев: Ты ухватил самое сердце йоговской практики. Святое место то, которое лично для человека святое. Но из песни слов не выкинешь. В том же Бинорезе на протяжении столетий или тысячелетий самые продвинутые души практиковали эти все практики, и они после себя оставляли гигантский потенциал энергии или сознания благословения, и придя в это место все можно осуществить гораздо быстрее. Тебя подхватывает этот поток. Поэтому, безусловно, сила посещения святых мест есть. Но, с другой стороны, можно полностью блокировать эту святую силу. В конце концов, в Индии больше миллиарда людей, и что-то не очень было видно, что там йога шла победным шагом, хотя они варятся в этом каждый день. Каждый день ходят по улице, проходят по местам, где достиг высшей нирваны, грубо говоря Будда или какой-нибудь другой святой. Но что-то не особо видно, чтобы все люди, которые рядом живут, в двух шагах достигали того же самого