Мы повторили движение и заклинание.

– Никто не знает, как выглядит боггарт наедине с самим собой. Они любят прятаться в темных местах: в шкафу, под кроватью, да где угодно. Сейчас у нас есть перед ним огромное преимущество. Невилл, догадаешься?

– Ну... Нас много, и он не сумеет напугать всех сразу.

– Именно! Поэтому иметь дело с боггартом лучше всего вдвоем, а то и втроем. Мисс Грейнджер, мистер Финч-Флетчли!

Ребята вышли вперед и встали перед гардеробом. Люпин произнес:

– Аллохомора!
– и из шкафа вывалилась мумия, вместо нижней половины у которой была почему-то гиппогрифья голова.

– Ну вот, - удовлетворенно сказал Ремус, загоняя боггарта обратно в шкаф.
– Типичная ошибка привидения. Значит, ты, Джастин, боишься гиппогриффов? Гермиона, встань на место, пожалуйста.

Подруга присоединилась к нам. Люпин попросил:

– Джастин, представь себе гиппогриффа, но... скажем, с коньками на ногах. Знаешь, что такое коньки?

Финч-Флетчли кивнул.

– Аллохомора!

Гиппогрифф выпрыгнул из шкафа, но не совладал с разъезжающимися на роликах ногами и рухнул на пол. Тут же сдувшись, он упорхнул в свой схрон, не забыв захлопнуть дверь.

– Кто еще хочет попробовать?

Одноклассники наперебой вызывались сразиться со своими страхами, и только я стояла в стороне. Оставалось совсем мало времени до звонка, когда Люпин неслышно подошел ко мне. Я даже вздрогнула, почувствовав его руку на своем плече.

– Не хочешь попробовать?

– Я знаю, кем окажется мой боггарт, - покачала я головой.
– Можно я потом? Когда все уйдут...

– Хорошо. Все свободны!
– повысив голос, объявил Люпин.
– Всем к понедельнику сдать сочинение о боггартах на двадцать дюймов.

Галдя и обсуждая интересный урок, ученики повалили из класса. Остались только я и профессор, даже Гермиона и Невилл ушли в библиотеку.

– Ну, - обратился ко мне Ремус.
– Ты считаешь, что твой боггарт превратится в Волдеморта?

– Что? Нет, конечно! Выпусти его, - попросила я. На самом деле я опасалась совершенно иного...

– Аллохомора!
– скомандовал Люпин, и уродливая черная фигура медленно стала приближаться ко мне. Уши знакомо заложило ватой, мир стал терять краски...

... Темный школьный коридор, освещаемый только факелами, худая фигура МакГоннагал, левитирующая перед собой неподвижное тело колдуна в черной мантии...

– Гарри! Очнись!
– Люпин брызгал мне в лицо водой. Я, стараясь не делать резких движений, села.

– Почему ты не сказала?

– Я не была уверена. Ремус, что мне делать? Дементоры охраняют периметр, а я не могу даже спокойно смотреть на боггарта!

– Спокойно, Гарри. Спокойно. Вот что я могу предложить: ты станешь практиковаться в вызове патронуса. Конечно, я не рассчитываю, что ты сумеешь вызвать телесного патронуса, но даже пара искр или туманное облачко из палочки значительно улучшат ситуацию.

– Спасибо, Ремус... профессор Люпин, - улыбнулась я ему. Ремус мягко улыбнулся в ответ и проводил меня до библиотеки, где сдал с рук на руки друзьям и напоследок угостил шоколадкой.

После боггартов мы изучали Красных колпаков, а после - гриндилоу. Все люпиновские уроки вызывали у студентов восторг, он, как никто другой, умел найти подход к каждому ученику и преподавал материал как бы между делом, успевая рассказывать занятные истории, анекдоты и разнообразные байки. Мне уже неоднократно думалось, что из него вышел бы не только замечательный учитель, но и отец, но Люпин почему-то совершенно махнул рукой на свою личную жизнь, что было более чем странно для его неполных тридцати трех. Я превосходно понимала, почему не женится папа - мало кто сумеет ужиться с ним, да и память о маме была слишком свежа. Крестный - тот вообще из породы вечных холостяков, и я лично поставлю памятник той, что сумеет добиться от него брачной клятвы. Но вот Люпин - симпатичный, нестарый, добрый... да мало ли эпитетов можно придумать? Но он почему-то боится новых знакомств как огня, а уж тем более женщин. Хотя внешне Ремус выглядел намного лучше, чем в первую нашу встречу, но чувствовался в нем какой-то внутренний надлом, застарелая травма. Мучаясь угрызениями совести (как же, лезу в чужую жизнь немытыми лапами!), я написала письмо Сириусу, рассудив, что если кто и знает причины, то только он. Сириус не стал медлить и ответил на следующий же день.

"Милая моя крестница," - писал он. "Я рад, что ты решила взяться за этого мнительного болвана! Если кто его и расшевелит, то это ты, ибо, как сам нередко утверждал Луни, устами ребенка глаголет истина. Может, хоть от тебя он не откажется ее услышать.

Дело в том, Гарри, что Луни ужасно стесняется своей маленькой пушистой проблемы. Лично мне никогда не понять, почему он так страдает - он ведь бегает хвостатым всего три дня в месяц. Ты бы видела его в школе! Он даже нам, своим лучшим друзьям, четыре года не сознавался. А уж когда сознался... Корчило его жутко. Считал, мы сразу же станем его презирать и отвернемся, как же - он ведь почти животное! Потому он и не заводит близких знакомств. Думает, что не имеет права. Мы его, конечно, убеждали по-всякому, да только он не верил, а уж после того случая с Нюнчиком и вовсе на себе крест поставил. Луни боится, что животное в нем рано или поздно возьмет верх над человеческим, и он попросту не превратится обратно. Не знаю, как его разубедить, может, ты найдешь аргументы - ты ведь у нас такая умная, как две библиотеки сразу.

Всегда твой, Сириус"

Маленькая пушистая проблема. Вот в чем дело... да только вряд ли Люпин примет слова утешения от того, кто сам не бывал в его шкуре.

Я решила начать с другого конца и пошла выспрашивать у папы, что такого ужасного сделали Мародеры много лет тому назад.

– Зачем тебе это?
– спросил он, стоило мне только заикнуться о той истории. Я объяснила.

– Боюсь, мое суждение будет несколько однобоким.

– Ты всегда так говоришь, - попеняла ему я.
– Рассказывай.