— Можно мн съ вами переговорить?

Эмми сильно покраснла и, машинально повинуясь словамъ матери, предложившей имъ уйдти въ гостиную, пошла вмст съ Гэемъ въ указанную комнату. Она не умла играть роли застнчивой, невинной молодой двушки; она не вертла колецъ на пальцахъ, не играла вткой сорваннаго цвтка, а стояла скромно, опустивъ нсколько голову, готовая выслушать все, что бы ей ни сказалъ Гэй.

Онъ нсколько секундъ не могъ сладить съ своимъ волненіемъ и раза два прошелся по комнат, наконецъ, остановившись передъ нею, быстро заговорилъ:

— Эмми! Прежде чмъ дать мн слово, обдумайте хорошенько свои дйствія. До сихъ поръ я приносилъ вамъ только несчастіе. Вы полюбили меня, не смотря на это, но не забудьте, что жить съ такимъ человкомъ, какъ я, будетъ не легко двушк съ кроткимъ, нжнымъ сердцемъ, какъ ваше. Подумайте хорошенько, Эмми. — Вы еще свободны; объ нашей помолвк немногіе знаютъ, если поднимутся толки, вся вина падетъ на меня. Прежде чмъ ршиться подарить мн свою руку — подумайте о себ.

— Я думала объ одномъ только, — возразила кротко Эмми:- о вашемъ счасть. Для меня же, безъ васъ, ничего не остается на земл, кром горя.

— Эмми! другъ мой! милая моя! съ жаромъ произнесъ Гэй, взявъ ее за руку и сажая подл себя на диван. — Я жилъ надеждою, что услышу отъ васъ когда-нибудь эти слова, а теперь отъ радости, не врю своимъ ушамъ!

— Гэй, но вдь и я должна васъ предупредить, сказала Эмми, — что во мн вы найдсте простую любящую, но далеко не мудрую жену. Вамъ и Чарльзу я много обязана въ отношеніи своего умственнаго развитія, но я никогда не сдлаюсь ученой, замчательной по уму, женщиной.

— Избави меня Богъ отъ нихъ! воскликнулъ Гэй, невольно вспомнивъ одну свою знакомую въ С.-Мильдред.

— Итакъ, продолжала она:- общаю вамъ употребить вс свои усилія, чтобы сдлаться достойной васъ; общаю учиться, сколько силъ хватитъ, чтобы вы не краснли за меня, и если вы полюбили меня такую, какова я есть, то чегожъ намъ бояться за свое счастіе?

— Прошу васъ, не говорите боле никогда, что безъ васъ мн будетъ лучше жить. Разъ навсегда помните, я готова длить съ вами все — и горе, и страданія, и несчастія, — но знать, что вы одни переносите свой крестъ, было бы невыносимо тяжело для меня.

— Погодите, Эмми, вы не выслушали полной моей исповди, — остановилъ ее Гэй. Прежде чмъ дать мн слово, узнайте, что я за человкъ. Эмми! вдь я хотлъ убить Филиппа!

— Въ первую минуту гнва? спросила она.

— Нтъ, не въ первую. Я былъ дотого озлобленъ, что съ радостью пожертвовалъ бы своей будущей жизнью, лишь бы удовлетворить чувству мести. Я долго боролся съ своимъ страшнымъ характеромъ, и мн дорого стоило побдить себя.

— Если вы боролись и побдили себя въ этотъ разъ, вы можете быть покойны за будущее, — отвчала Эмми.

— Ну, а знаете ли вы, что я дотого потерялъ голову, что даже на васъ негодовалъ?

— Очень можетъ быть, — возразила Эмми съ улыбкой:- бда невелика; я современемъ заставлю васъ забыть свое негодованіе. Мама не разъ говорила намъ, что человкъ съ такимъ пылкимъ характеромъ, какъ вашъ, всегда можетъ стать выше людей спокойныхъ. Вы постоянно боритесь сами съ собою, а въ борьб крпнутъ силы духовныя; на такого человка всегда можно больше надяться, чмъ на равнодушнаго.

— Если бы я не надялся на свои силы и не былъ бы готовъ на всякую житейскую борьбу, я бы никогда не осмлился заикнуться вамъ о своей любви, сказалъ Гэй.

— Мы будемъ помогать другъ другу, — ласково замтила Эмми. — Вдь вы давно ужъ служите мн руководителемъ въ образованіи, а я поддержу васъ въ минуты вспыльчивости и увлеченія.

— Милая вы моя, если бы вы знали, какой опорой служило мн даже воспоминаніе о васъ, — сказалъ Гэй.

Въ столовой на часахъ пробило половина втораго; мистриссъ Эдмонстонъ напомнила дочери, что пора кончить разговоръ, и просила Гэя перенести Чарльза внизъ. Тотъ побжалъ на верхъ, а Эмми, поцловавъ мать, начала укладывать подушки на диван въ ожиданіи брата. Онъ дотого былъ легокъ и худъ, что Гэй принесъ его съ верху, съ помощью одного лакея.

Когда больнаго уложили какъ можно покойне — онъ заговорилъ:

— Знаете-ли, что я вамъ всмъ скажу? вдь у меня даромъ пропала эта зима. Я постоянно былъ на сцен, по милости моей ноги, и мысленно все твердилъ свою роль, собираясь умирать. Мн было ужасно досадно, зачмъ я переношу такую страшную пытку, не имя права даже порисоваться умирающимъ. То ли бы дло было, еслибы доктора осудили меня на смерть. Я бы сейчасъ убдилъ папа привезти Гэя, патетическимъ образомъ умолилъ бы ихъ обоихъ примириться и испустилъ бы духъ, соединивъ ихъ руки. Вотъ такъ. И затмъ занавсъ бы упалъ.