– Хватит лежать, - граф обернулся к Гильому.
– Ну-ка, давай вместе.

Паутвен, кряхтя, поднялся, протиснулся в узкую и низкую усыпальницу. Царапая друг друга латами и толкаясь, рыцари начали работать мечами.

Камень вывалился наружу и упал на пол, подняв облако пыли. В открывшемся проёме лежал старый медный кувшин.

– А я-то думал, здесь тайник с пожертвованиями. Золото, ну, на худой конец - серебро, - Гильом озадаченно потёр свежую ссадину на лбу.

– И что?
– задумчиво, отрешённо спросил де Фуа.

– Как что? Добыча! Господь ведь должен вознаградить нас за труды ратные, - веско ответил барон.

– Ну и дурак же вы, мессир Паутвен, - глаза графа сверкнули яростью.
– Ты забыл, где находишься? Опомнись!

– Прости, Господи!
– спохватился арьежский рыцарь и стал торопливо креститься.
– Не подумал в ослеплении алчностью. Всё грехи наши виноваты. Тьфу ты! Вот и крест – причину страстей господних - на себя возложил в забывчивости.
– Простодушный барон - альбигоец в душе - снова упал на колени.

Роже де Фуа тем временем вертел в руках кувшин, поднося его к глазам и так, и этак.

– Смотри! Запечатан каким-то белым металлом. Наша сталь даже не оставляет на нём царапин, - граф ковырял обломком кинжала в горлышке сосуда.
– Постой-ка, здесь есть какие-то буквы. Надпись сделана то ли на арабском, то ли ещё на каком-то незнакомом языке. Может, на иудейском? Что скажешь?

– Я бы поймал какого-нибудь живого иудея и дал бы ему взглянуть, - ответил Гильом.

В это время послышался шум и звон оружия. Толпой, обезумевшей от радости, в часовню вваливались хмельные от победного штурма солдаты. Сталкиваясь доспехами и тесня друг друга, они с восторженными криками обступили Гроб Господень. Спустя несколько мгновений крики сменились благоговейным молчанием и молитвами.

Роже де Фуа, оттеснённый в самый угол ротонды плотной стеной рыцарей, сунул кувшин в свой шлем, взял его под мышку и, кивнув Паутвену, стал пробираться к выходу.

– Пошли! Пошли скорей отсюда. Сейчас начнётся! Подъедут Бодуэн Тарентский, Роберт Фландрский, Готфрид Бульонский, другие командиры, пажи, священники. Начнут свои речи и проповеди с крестами и молитвами. Это не для нас! – Граф, схватив барона за рукав, вытащил его из часовни и повёл вниз по боковой улочке к центру города. Навстречу им попался знакомый тирольский рыцарь Эрнгард де Меро. Он ругался вслух, как деревенский кузнец, и срывал с дверей ограбленных крестоносцами лавок и домов щиты, копейные значки и железные перчатки с гербами их владельцев.

– Корыстолюбцы!
– вопил он на всю улицу. – Разбойники! Креста на вас нет!

Увидев Паутвена и де Фуа, он замолчал и уставился на кувшин, блеснувший своим медным боком из-под плаща графа Роже.

– И вы туда же!

Гильом Паутвен схватился было за меч, но граф остановил его.

– Это совсем не то, что ты думаешь, - тихо сказал де Фуа и почему-то покраснел.
– Мы не грабим, мы… - но рыцарь из Эрля прервал его:

– Да знаю я вас! Эх, вы, крестоносцы! – Де Меро тяжело вздохнул, огляделся вокруг, огорчённо махнул рукой и пошёл дальше, приволакивая задетую стрелой правую ногу.

Паутвен хотел что-то крикнуть ему вслед, но Роже решительно подтолкнул своего товарища в спину, заставляя двинуться дальше.

Через два квартала рыцари остановились и огляделись. В этом районе Иерусалима уже побывали христиане. Ворота и калитки многих домов были взломаны. В переулках бродили оруженосцы, добивая раненых защитников города. В одной из разграбленных харчевен над трупами родственников сидел старый иудей. Гильом толкнул в бок своего товарища и показал глазами на находку - кувшин. Граф понимающе кивнул, и они направились к старику. Рыцари опустились на колени возле несчастного, и Паутвен в показном сочувствии склонил голову перед погибшими. Граф, в свою очередь, похлопал иудея по плечу.

– Что поделаешь, война, - произнёс Роже на латыни и взял старика за шиворот.

– Прочти, что здесь написано, - рыцарь сунул под нос иудею горлышко медного кувшина.

Хозяин разграбленного и осквернённого многими смертями дома непонимающе поднял глаза на графа. Тот ещё раз встряхнул старика. Иудей отрешённо перевёл взгляд на странный сосуд и через несколько мгновений стал беззвучно шевелить губами. Лицо его вытянулось, зрачки расширились. Он весь подобрался, выхватил кувшин из рук рыцаря, вскочил на ноги и пустился наутёк.

Первым опомнился Гильом. Выхватив свой кинжал, он пустил его вдогонку иудею. Лезвие, сверкнув на солнце белой молнией, вошло старику под левую лопатку. Ноги беглеца подогнулись, и он упал, захлёбываясь стонами и хрипом. Рыцари подскочили к нему. Граф вырвал кувшин из крепко сцепленных ладоней иудея и опустился на колено.

– Что здесь написано?
– закричал он, приподняв голову старика и не обращая внимания на кровь, пачкавшую его плащ. – Зачем ты это сделал, маленький уродец? Зачем бросился бежать?