Шрифт:
— Я и не знал, что ты тут… Очевидно, Бакхен не любит говорить о тебе.
— Мы стали лучше ладить последнее время.
— Давай выйдем, здесь тесно.
Оба юноши были одинаково широкоплечи. Благодаря фигуре и природной силе они были на вид старше своих лет.
— Это был приятный сюрприз, — признался Моисей, — я скучал в гареме, когда пришел этот вызов. Без глотка свежего воздуха я бы, наверняка, сбежал.
— Разве Мэр-Ур — не великолепное место?
— Но не для меня. Девицы раздражают меня, мастера очень неохотно раскрывают тайны своего ремесла, а должность управляющего мне не подходит.
— Ты выиграл на этом обмене?
— Тысячу раз! Мне нравится это место, эти горы, этот пейзаж, за которым что-то скрывается. Здесь я чувствую себя дома.
— Огонь, который сжигал тебя, угасает?
— Он, правда, стал не такой сильный. Я выздоровел от прикосновения к этим великолепным скалам и таинственным расщелинам.
— А я за себя не уверен.
— Ты не слышишь призыва, который поднимается от этой земли?
— Я, скорее, чувствую опасность.
Моисей распалялся:
— Ты говоришь, как военный.
— А ты как интендант пренебрегаешь своими обязанностями: моим людям не хватает вина.
Еврей расхохотался:
— Да, действительно, я в ответе за это. Я считаю, что ничто не должно уменьшить их бдительность.
— Немного вина поднимет их дух.
— Вот наше первое столкновение, — заметил Моисей, — кто же возьмет верх?
— Ни один ни другой — в счет идет только общее благо.
— Не способ ли это убежать от себя самого, укрывшись щитом долга, который тебе навязывают извне?
— Ты считаешь, что я способен на такую трусость? — Моисей посмотрел Рамзесу прямо в глаза.
— Я дам тебе немного вина, но научись любить горы Синая.
— Здесь не Египет.
— А я не египтянин.
— Ты ошибаешься — ты родился в Египте, ты был там воспитан и там ты построишь свое будущее.
— Это слова египтянина, а не еврея. У нас разные корни. Может быть, мои предки жили здесь… Я ощущаю следы их присутствия, их надежд и поражений.
— Синай вскружил тебе голову?
— Ты не можешь этого понять.
— Я потерял твое доверие?
— Конечно, нет.
— Я, может быть, люблю Египет больше, чем себя самого, Моисей, но для меня нет ничего дороже родной земли. Если ты думаешь, что нашел свою родину, я способен понять твои чувства.
Еврей сел на выступ скалы.
— Родина… Нет, эта пустыня — не моя родина. Я люблю Египет также сильно, как ты, я ценю радости, которые он мне дарит, но я чувствую призыв другого края.
— И первый же край, куда ты отправился, потряс тебя.
— Ты не ошибся.
— Мы вместе пройдем через другие пустыни, и ты вернешься в Египет, потому что там сияет единственный свет.
— Как ты можешь быть столь уверен в том, что говоришь?
— Потому что в обозе у меня нет времени думать и беспокоиться о будущем.
В темной ночи Синая их звонкий смех улетел к звездам.
Ослы задавали ритм, люди шли за ними. Каждый нес груз по своим силам. Всем доставало воды и пищи. Несколько раз Фараон приказывал остановить экспедицию и сделать привал, чтобы позволить Моисею установить точную карту местности.
Еврей прошел с землемером по руслам высохших ручьев, взбираясь вверх по склонам и выбирая все новые ориентиры, таким образом облегчая работу специалистам.
Смутное ощущение беспокойства не оставляло Рамзеса, поэтому он взял в помощники трех опытных пехотинцев и постоянно наблюдал за местностью из боязни, что бедуины в поисках добычи нападут на его друга. Даже если он казался способным защищаться, он мог попасть в ловушку. Но ничего не произошло. Моисей замечательно выполнил работу, благодаря которой следующим караванщикам и рудокопам будет легче ориентироваться на местности.
После ужина два друга долго разговаривали у костра. Привыкшие к хохоту гиен и ворчанию леопардов, они приспособились к этой суровой жизни вдали от мемфисского дворца и гарема Мэр-Ур. С неиссякаемой радостью они подстерегали близящийся рассвет, уверенные в том, что он откроет перед ними еще одну завесу над тайной, которую они всегда хотели постичь. Часто они не разговаривали, а только слушали ночь. И казалось, она шептала им, что молодость поможет преодолеть все препятствия.
Длинная процессия остановилась.