проклятое яйцо, потому что другого места для нас на земле нету, но когда

тебе шесть лет, любая сказка лучше такой правды.

К десяти никого уже не колебало, где находится интернат, а к

двенадцати всем стало насрать, что нас не ждет великая судьба и что у нас нет

вообще никакого предназначения. Не очень ясно было только, зачем нам

вообще в подробностях узнавать о каком-­-то внешнем мире, учить его

историю и географию, знакомиться с культурой и законами физики, если в

этот мир нас не планируется выпускать никогда. Наверное, чтобы мы

понимали, чего нас лишают.

Но я был бы готов отсидеть тут вечность, если бы на утренних

построениях не оказывался бы напротив Пятьсот Третьего. Такие мелочи

иногда портят всю долбаную космическую гармонию.

На втором этаже – те же слепые стены, те же безликие двери.

Баюкая свой сломанный палец, обхожу одну за другой. Ринги, классы,

медиатека, палаты; белое на белом, как и везде. Ничего.

Являюсь в лазарет: врач, кажется, на обходе. Дверь в его кабинет

приоткрыта. Обычно сюда нет хода пациентам; такого шанса упускать нельзя.

Поколебавшись секунду, проскальзываю внутрь – и оказываюсь в просторном

помещении: пульт, кровать, мерцающие голограммы внутренних органов на

подставках. Стерильно и скучно. В другом конце помещения – еще одна дверь,

и тоже открытая. И там…

Иду вперед, слыша, как разгоняется сердце и замедляется время. Из

проема доносятся голоса, но я продолжаю шагать, не боясь быть

обнаруженным. Адреналин включает слоу-­-моушен, я как в кино.

– Как так вышло? – недовольный бас.

– Забыли… – ржавый голос старшего вожатого.

– Забыли?

– Передержали.

Их разговор мне не понятен и не интересен. Единственное, что меня

занимает – всплывающее в дверном проеме, огромное, занимающее всю стену

дальней комнаты, в которой разговаривают эти двое…

Окно.

Единственное окно на весь интернат.

Я задерживаю дыхание, подкрадываюсь так близко к дверям, как могу…

И в первый раз выглядываю наружу.

По крайней мере, теперь я знаю, что мы не на борту межгалактического

корабля и не в гранитном склепе…

За окном – могучий город, город тысячи тысяч грандиозных башен,

столпов, которые стоят на невероятно далекой земле и уходят вверх в

бесконечно далекие небеса. Город для миллиардов людей.

Башни видятся мне, таракану, микробу, ногами невообразимо

громадных человекоподобных созданий, атлантов, которым облака по колено,

и на плечах которых держится небосвод. Это самое великое зрелище из всех,

которые существуют; я, конечно, никогда не смог бы вообразить что-­-либо

столь же величественное.

Что там – я никогда не сумел бы просто представить себе, что в мире

может разом быть столько места!

Я делаю самое потрясающее географическое открытие всех времен и

народов.

Для меня оно важнее, чем для Галилея – предположить, что Земля

круглая, а для Магеллана – доказать это. Важней, чем убедиться, что мы не

одни во Вселенной.

Мое открытие: за пределами интерната действительно есть мир! Я

нашел выход! Мне есть, куда бежать!!! Остальное – вопрос техники.

– Ты что, дверь не закрыл?

Дергаюсь – схватили за волосы.

– Давай его сюда!

Меня зашвыривают внутрь. Успеваю увидеть стол, на котором лежит

здоровенный продолговатый пакет на застежке – старший вожатый тут же

его загораживает, кучу инструментов, нашего доктора с лицом таким усталым

и брезгливым, что молодость ему не идет, и раму с дверной ручкой на окне.

– Ты что здесь потерял, щенок?!

– Ищу доктора… Вот…

Старший вожатый хватает меня за палец, который я ему демонстрирую,

будто это пропуск или защитный амулет, и дергает с такой силищей, что мне

глаза засыпает горячими звездами. Валюсь на пол, задыхаясь от боли.

– Забудь об этом, ясно?!

Я не могу ответить – отчаянно стараясь вдохнуть.

– Ясно?! Ясно тебе, тварь?!